А когда болен муж?

Вот я прихожу домой после трудного дня, и оказывается, что у кошек блохи, у мужа отит, и по всему выходит, что ночью мне не заснуть. Вы знаете, чем отличается крупный болеющий мужчина от крупной болеющей женщины (кроме всего прочего)? Как правило, женщина в минуты острого приступа орет басом, а мужчина тоненько и погано пищит. Плюс кошки, которых настиг шок от противоблошиного ошейника.

Первым был сражен кот. Он залез на стол и описался. Я привычно взяла его за шкирку и тщательно вытерла им лужу – такое у меня наказание. Но насторожила общая вялость его организма. Кот просто таращил огромные зрачки и пускал слюну, не делая попыток оправдаться. Он вообще глазастенький и слюнявится часто, но тут до меня дошло, и я сняла с него ошейник. К утру зрачки стали реагировать на свет, морда подсохла, кот, правда, попытался есть землю и показательно разбил мой самый лучший горшок, но в целом все наладилось.

Что, если вы этого не сделаете? В смысле позволите ей заиграться в Усталого Клоуна? Поначалу ничего страшного – ну, впадет она в легкий запой, потратит лишнего, трахнет сгоряча какого-нибудь бедного мальчика, – не ужас.

Через пару дней я купила другую пару ошейников. Кот сказал: «Господи, наконец-то меня больше не грызут за попу» – и уснул на сутки, а вот кошка приняла эстафету и начала пускать слюни и трястись мелкой дрожью. Что интересно, зрачки у нее при этом были нормальные. И вот кот в обмороке, кошка бьется в судорогах, муж пищит, у меня как назло поднимается температура до 38.

А завтра презентация моей первой книги. Это не страшно, я пью антибиотики и обезболивающие, и утром все бы ничего, но компьютер грузится удивительно быстро, Интернет летает и стрелка часов носится по кругу, и вдруг оказывается, что только я – плыву… Но все происходит, я возвращаюсь домой, засыпаю, просыпаюсь и выхожу на кухню. А там, а там…

А там прошел Мамай, и не один, а с Папаем, и оба морячка ходили туда и сюда. Все перевернуто и усыпано мертвыми блохами, и забрызгано капельками кошачьей крови, и мерзость кругом, гниль и плесень, а плита волосатая. И я тогда говорю мохитосу: «Мы умираем, конечно, но мы не должны умереть в дерьме, я не могу здесь находиться. Давай ты помоешь посуду, а я все поверхности, и как-нибудь спасемся». А он отвечает: «Нет, я слаб». И я начинаю не то что орать, а петь прекрасным и ужасным голосом, и при этом разбираю плиту, и чищу ее, и все столы, стулья, раковины и все-все, что вижу, я чищу. А он тогда встает, надевает трусы и кричит: «Это я, я не могу здесь находиться, я ухожу!» Чисто Лев Толстой! И я прикидываю, что какая же, господи, морока, выписывать потом его тело из Астапово, и говорю: «Прости, прости. Я не права. Прости». И он тут же снимает трусы и ложится, а я – я что, я кормлю кошек и начинаю мыть пол.

А он тогда встает, надевает трусы и кричит: «Это я, я не могу здесь находиться, я ухожу!»

И совсем уже потом, когда, прополоскав тряпку, возвращаюсь на кухню, он говорит: смотри. И я вижу, что котик через всю комнату длииииннно наблевал завтраком. «Ах ты умница моя, заинька, – говорю, – я сейчас все уберу». И убираю, конечно.

А потом принимаю душ, надеваю черное платье, белую кофточку, красные бусы и еду в кафе. Встречаюсь с подругой, мы пьем шоколад, она говорит: «Ой, у меня такое… Лучше ты сначала расскажи». И я рассказываю: отит, блохи, два шока, температура 38, презентация, морячки, Астапово и кот наблевал. «А-а, – говорит подруга, – ты опять меня сделала. У меня в таком случае все нормально».

  25