Последние отзывы

  21  

А между тем мои подданные (тронутая малютка и юноша с особыми вкусами) хоть и не ропщут, но увиливают от подчинения, что-то изменилось в моём спокойном королевстве, на моём холме, на моей жемчужине, с которой медленно стираются тщеславные царапины цивилизации… Например:

– Что будем сегодня делать, Клодина?

– Что будете делать вы, Марсель, не знаю. Лично я собираюсь за шишками, а также за грибами, если попадутся. А вы, Анни?

– Я? Да ничего… не знаю.

– Ну, будем считать, праздничная программа согласована… счастливо, дети мои. Я вернусь к обеду, не раньше.

Я в сердцах разворачиваюсь – в каждой руке по корзинке – и ухожу, за мной по пятам мчится Тоби-Пёс, одетый для прогулки. Наряд его состоит в основном из шишки, которую он несёт в зубах, здоровенной такой шишки – ему приходится широко разевать пасть, отчего он становится похожим на дельфина. Противно ему до смерти, но, видно, дал зарок…

Не успеваю я сделать и пятнадцати шагов, как меня бегом догоняет Марсель.

– А где они, шишки?

– Под ёлками.

– Далеко отсюда?

– Вон в леске, по ту сторону от расселины.

– Я с вами.

– Как хотите.

Я шагаю, насвистывая, по мокрой траве.

Марсель с сожалением смотрит на свои жёлтые блестящие сапожки, колеблется, потом всё же идёт за мной. Под кронами пихт царит грозовой полумрак и та особая сосредоточенная тишина, которая обычно предшествует буре. От запаха еловых шишек, палого листа, выросших за ночь грибов я сразу молодею лет на пятнадцать, и вот уже я снова в Монтиньи рядом с молочной сестрой Клэр… по ту сторону леса пасут овец: «Ну пошла… пррр…», сейчас будем печь в костре яблоки…

– Что это вы напеваете, Клодина?

– Песенку своего детства…

Эта песенка пришла издалека, из Монтиньи-ан-Френуа… я словно слышу собственный хрипловатый свежий голос… песенка из другой жизни, до Рено, до любви… Как я люблю своё детство!

• Не жалей нам, матушка, дижонского винца,
• Иль не видишь знамя?
• Не спасуем – биться будем до конца,
• Бурбон-наследник с нами…

Забыв обо всём, ловко, молча я принимаюсь за шишки: лишь когда пальцы слипаются от пахучей смолы, а спина начинает раскалываться, я наконец выпрямляюсь:

– Вы, Марсель, смотрю, не переломитесь! Выставив вперёд хитрый острый подбородок, он буравит меня синими, кажущимися тёмными в тени козырька, лукавыми глазками.

– А вы думали, я стану пачкать руки этой гадостью?

– Это не гадость, это смола.

Он наклоняется, поднимает двумя ноготками за чешуйку сухую шишку и бросает её в корзину, размахнувшись прямой рукой, – так маленькие девочки кидают камешки.

– Вот, с меня хватит… Смотрите-ка – Анни!

И в самом деле, это Анни. Курортный капор из красного полотна завязан под подбородком, движется неторопливо, словно нехотя, взгляд намеренно рассеян: я, мол, не за вами шла… так, проходила случайно мимо.

– Анни-и-и!

Эхо в расщелине дразнит нас слабым, но отчётливым голоском… Анни отвечает издалека: «Клодина-а-а», но тайный пересмешник не повторяет за ней моё имя… Усевшись на мягкую подстилку из еловых шишек, я очищаю молоденький грибок от налипших на шляпку травинок. Он прохладный, мокрый, весь в росе, нежный, как нос ягнёнка, до того соблазнительный, что я, вместо того чтобы положить его в корзину, хряпаю прямо сырым – прелесть, пахнет землёй и трюфелем…

– Что это вы едите? – кричит моя подружка.

– Грибы.

– Да разве можно! Вы отравитесь… Марсель, не позволяйте ей…

И добавляет:

– Я принесла почту.

Мне чудится, что за этой её простой фразой стоит желание как-то объяснить своё появление – почему? Не нравится мне театральная манера искать повод для каждого выхода артиста… Наверное, я и вправду слишком требовательна! А как часто люди обманываются на мой счёт. Увидят два-три раза: причёсана наспех, юбка до земли, твёрдый шаг, прямой взгляд, и рады – вот, думают, какая крошка, бодрая, живая, ко всему относится легко – с такой не пропадёшь!.. А ты попробуй! Будь я мужчиной и вызнай я досконально свой характер, я бы в себя не влюбилась: необщительная, от каждой малости прихожу в отчаяние или вскипаю, слепо доверяю своему якобы безошибочному чутью и тогда уж не иду ни на какие уступки, люблю так называемую богемную жизнь, в глубине души страшная собственница, ревнива, откровенна из лени, лжива из стыдливости…

Это сегодня я так говорю, а завтра буду искренне верить, что я – само очарование…

  21