Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
21 
— Где мы? Разве это станция техобслуживания?
— Да нет, это мой дом!
— Что? Твой дом? Но зачем ты привез меня сюда?
— Успокойся, Элис, уже утро, каникулы в самом разгаре. Здесь тебе не Нью-Йорк. До ближайшей станции техобслуживания ехать больше тридцати миль. По шоссе это довольно долго. Не забывай, сейчас праздники, так что я не гарантирую, что она работает. Думаю, что сейчас к тебе ванну погорячее, а не техобслуживание. И вообще, ты простыла, и тебе надо в постель
— Я хочу домой, — упрямилась Элис.
— Ну что ты уперлась, — убеждал Ральфа ты сама говорила, что дома сейчас все равно никого нет. Знаешь, давай пока прекратим ее» риться и ради праздника объявим перемирие! По доброй воле мы бы ни за что не отпраздновав Рождество вместе, но раз уж так вышло, предлагаю ненадолго прекратить войну. Ты замерзла, не спала всю ночь. В общем, твое состояние в позволяет ехать еще несколько часов на машине до Нью-Йорка. Так что успокойся — мы оба собирались встретить Рождество в одиночестве, а теперь получается, что мы отпразднуем его вместе,
— Ты тоже собирался праздновать Рождество один?
— Да, — спокойно ответил он. — Предполагалось, что я буду веселить кузена, который собирался приехать со своей девушкой, помнишь, я говорил тебе, — Холли. Так вот, они забыли про ссору и в честь этого решили слетать в Майами. Вчера утром они отбыли. Я же, как и ты, поздно спохватился, чтобы поменять свои планы, и получилось то, что получилось.
— А как же я могу остаться у тебя? Мы» чужие люди!
— Но ведь ты уже проехалась в моей машине, не так ли? И подумай сама — куда тебе, такой простуженной, идти или ехать. Оставайся! Предотвратив его дальнейшие расспросы, и совершенно расслабившись, Элис согласилась:
— Хорошо! Я остаюсь. Но лишь до завтра. Завтра я закажу бензин и тогда…
— Ладно, договорились, только до завтра!
4
— И ты живешь здесь один? — спросила Элис. Ральф предоставил в ее распоряжение огромный мягкий диван. Она блаженно опустилась на него, забилась в самый угол и свернулась клубочком, ожидая, пока радушный хозяин принесет ей попить что-нибудь горячее.
— Да, я живу один, мне так больше нравится. Два раза в неделю приходит садовник вместе с женой, которая делает уборку.
— Но дом огромный, тебе в нем…
— Ну, говори же! Ты, наверное, хотела сказать — одиноко? Нет, не одиноко! Это правда. Я в семье единственный ребенок. Мама умерла, когда я был подростком. Отец постоянно был то в отъезде, то занят, и я рано привык к самостоятельности. Так и жил — сам по себе. В Кингстоне У нас был дом — как раз по соседству со Стриклендами. Но я всегда любил эту виллу — ведь ее построил еще мой дед. Конечно, кое-что я здесь переделал… Ты знаешь, я и правда люблю быть дин. Ведь когда в твоей жизни есть еще какой-то человек, приходится брать на себя обязательство и отвечать за его душевное и финансовое благополучие.
Элис услышала в этих словах намек, едва скрытый, на кузена, за которого, похоже, Ральфу случалось брать на себя слишком многое, как впрочем, и за других людей. Это каким-то непостижимым образом угадывалось в его характере. И непонятно, что им двигало, с каким чувством он вмешивался в судьбы и дела других…
Сейчас Элис просто терялась в догадках: возится ли он с ней из циничного любопытства или из обыкновенного сочувствия. Он до сих пор не женат. Ну, здесь все ясно. Судя по всему, Ральф не чурался женского общества, оно было ему приятно, но, тем не менее, связывать себя женой и детьми, обязательствами, в которые он, зная себя, уйдет с головой, не спешил…
Однако в этом громадном доме все словно тосковало по иному уюту и иному теплу — уюту семьи, теплу детских голосов. И тогда чудесные вещи, населявшие комнаты, стали бы обласканными, востребованными и любимыми. Здесь все было приспособлено для жизни большого беспокойного семейства, и ничто не роднило этот уют с тем стерильно-холодным, элегантным и мертвым совершенством, что царило в особняке Стриклендов.
Элис было хорошо — беседа с Ральфом текла легко. Как добрая и опытная нянька, он ловко ухаживал за девушкой. Вот принес из кухни огромную чашку дымящегося шоколада и стоял над душой до тех пор, пока она не выпила все до последней капли, хотя шоколад был горячий, а чашка большая. Похоже, там была еще приличная доза алкоголя, намного больше, чем молока. Но Элис смирилась, выпила и не спорила больше ни с чем.
Ей было так хорошо, что хотелось обнять и поблагодарить Ральфа, сказать спасибо приютившему ее дому. Как гусеница в коконе, она, расслабленная, лежала на мягком диване. Затем зевнула, сонно заморгала, наморщила лоб, собралась сосредоточить взгляд хоть на чем-нибудь, хотя бы на пламени в камине. Но ей никак не удавалось. Ральф подошел, наклонился, захотел вынуть кружку из ее ослабевших рук. Все это Элис воспринимала уже как в тумане.
21 
