30 
Боковым зрением она увидела, что Роза вдруг замерла и насторожилась.
— Наверное, у тебя есть масса такого, о чем тебе не хочется думать, — обратилась Джулия к девочке.
Роза кивнула.
— Но все равно думается, — посетовала она.
— Я знаю. Чем больше стараешься об этом не думать, тем больше думаешь, пока неприятная мысль не превращается в огромный камень, навалившийся на тебя. И ты никак не можешь из-под него выбраться.
На этот раз Роза не кивнула, но в глазах у нее вспыхнул какой-то огонек. Девочка продолжала внимательно смотреть на Джулию.
— А сейчас тебя надо отправить обратно домой, объявил Винченцо. — Потом я вызову врача, и никаких возражений. И на работу в ресторан ты пока не выходишь. Будешь отдыхать до праздника Епифании.
— Значит, она может провести праздник с нами, выдохнула Роза. — Пожалуйста, дядя Винченцо!
Джулия задержала дыхание, ожидая, что Винченцо будет искать какой-нибудь предлог для отказа.
— А ты достаточно хорошо будешь себя чувствовать для этого? — спросил он.
— Да, я уверена.
— Вы придете? — воскликнула Роза. — И останетесь с нами на весь день?
Джулия взглянула на Винченцо. Он был очень бледен, но заговорил недрогнувшим голосом:
— Конечно, останешься на весь день. Так что сейчас ты должна отдохнуть как следует, чтобы ничто не помешало тебе побыть нашей гостьей.
— Моей гостьей, — гордо поправила Роза.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
В ночь накануне Епифании шел снег, но к утру он перестал, выглянуло солнце, и Венеция лежала укрытая сверкающим белым одеялом.
— Mio Dio, что это у тебя? — воскликнул зашедший за Джулией Винченцо.
— Подарки для Розы. Это ведь ее день, не так ли? Пьеро говорил мне, что в Италии дети вывешивают чулки сейчас, а не на Рождество.
— Дай-ка я помогу тебе. Совсем ни к чему было нагружаться, словно ослик.
— Шесть пропущенных дней рождения. Шесть пропущенных рождественских праздников. Именно столько раз я не могла видеть ее лицо, когда она развертывала подарки.
Они шли, ступая по снежному ковру, и вдруг она спросила:
— Кстати, как получилось, что я стала синьорой Бакстер?
— Это была первая фамилия, которая пришла мне в голову. Ты против?
— Да нет, нормально. Я сегодня такая счастливая, что соглашусь на все.
Джулия по-детски подпрыгнула на снегу, поскользнулась, и Винченцо пришлось схватить ее, чтобы не дать упасть. Они одновременно засмеялись, и теперь он слышал, что ее голос звучит по-другому. Она вернулась к жизни. В следующую секунду Джулия вырвалась на свободу и начала кидаться в него снежками. Он опустил свертки на землю и стал отстреливаться.
По случаю праздничного дня лодки через Большой канал не ходили, так что они перешли по мосту Аккадемиа. На середине моста Джулия остановилась и посмотрела туда, где вода канала сливалась с водой лагуны, которая сверкала на солнце, словно миллион клинков.
— Если бы люди знали, что Венеция так прекрасна зимой, то никто не приезжал бы летом, сказала она.
— Ты превращаешься в венецианку, — поддразнил Винченцо.
— Наверное. — Джулия с восторгом посмотрела вверх, в яркую синеву неба. — Не могу поверить, что это происходит, — выдохнула она. — После стольких лет разлуки я снова вижу дочь, сегодня пробуду с ней целый день. И главное, я ей нравлюсь. Не как мать — для этого слишком рано. Но я ей нравлюсь, я ей нравлюсь.
— Спокойно. — Винченцо положил руку ей на плечо. — Не отрывайся от земли.
— Это еще почему? — Она засмеялась. — Как раз этого я и хочу. Земля очень жесткая. Можешь мне поверить, уж я-то знаю. Ведь я на ней спала.
Он легонько встряхнул ее.
— Джулия, ты сошла с ума.
— Да, я сошла с ума! — радостно крикнула она. Сошла с ума от счастья. Я сумасшедшая, сумасшедшая.
Прохожие смотрели на нее, но не торопились пробежать мимо от греха подальше, а улыбались, поддаваясь ее настроению. Ведь это Венеция, где быть сумасшедшим абсолютно нормально.
Но Винченцо все равно принял меры предосторожности — крепко поцеловал ее, не дав ей сказать больше ни слова.
— Прошу тебя, замолчи, — умолял он между поцелуями.
— Может, и замолчу. Уговори меня.
Винченцо целовал ее снова и снова. Сейчас он видел ее такой, какой она была раньше — молодой, полной надежд, еще не испытавшей горя и отчаяния. Он усмехнулся и сказал, думая, что ей будет приятно это услышать:
— Ты помнишь, что сказала Роза? Что ты — ее гостья? Это ведь она тебя пригласила. Она твердо намерена взять все хлопоты на себя. Хотела даже приготовить еду, но здесь я ее остановил..
30 
