Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
16 
— Я тоже хочу, — пожаловалась Дженни, затем просияла Тренту, когда тот передал ей шарик капусты.
Коко положила руку на грудь. «Кто бы мог представить?» — подумала она. Ее Кэтрин. Младшая из детей. Пока все вокруг беседовали за ужином, она сидела, тихо вздыхая. Коко не могла ошибиться. Когда Трент смотрел на ее маленькую девочку, а та на него, между ними пробегали не искры. Пылал испепеляющий жар.
Кики хмурилась, это правда, но у нее был очень страстный угрюмый вид. И Трент ухмылялся, но это была очень личная самодовольная улыбка. Явно интимная, решила Коко.
Сидя за столом и наблюдая за тем, как Алекс поглощает маленькие отрубленные головы, как Лила и Аманда обсуждают вероятность жизни на других планетах, Коко почти слышала нежные мысли Кики и Трента, посылаемые друг другу.
Высокомерный, с большим самомнением, зануда.
Невоспитанная, пребывающая в плохом настроении упрямая девчонка.
О чем, черт возьми, он думает, сидя за столом, как будто уже принадлежит нашей семье?
Жаль, что ее характер не соответствует внешности.
Коко нежно улыбалась им, в голове уже звенел «Свадебный марш». Как генерал, разработавший стратегию, она подождала, пока все покончили с кофе и десертом, и перешла в очередное наступление.
— Кики, почему бы тебе не показать Трентону сады?
— Что?
Кэт оторвалась от дружеского сражения с Алексом за последний кусок торта «Черный лес» [6].
— Сады, — повторила Коко. — После еды нет ничего лучшего, чем несколько глотков свежего воздуха. И в лунном свете цветы необыкновенно изящны.
— Пусть Сюзанна покажет сад.
— Извини. — Сюзанна с усталым видом уже подхватила Дженни на руки. — Я должна искупать эту парочку и уложить в кровать.
— Не понимаю, зачем… — Кики прервалась под хмурым взглядом тети. — Ладно. — Она поднялась. — Пошли, — сказала девушка Тренту и направилась к выходу, не дожидаясь его.
— Все было необыкновенно вкусно, Коко. Спасибо.
— Рада доставить вам удовольствие. — Коко сияла, представляя себе воркование и нежные тайные поцелуи. — Наслаждайтесь садами.
Трент вышел из дверей на террасу и нашел Кики, постукивающей ногой по каменному полу. «Настало время, — подумал он, — преподать зеленоглазой ведьме урок хороших манер».
— Я ничего не знаю о цветах, — заявила та, — или об учтивости. — Потом вздернула подбородок. — А теперь послушайте, приятель.
— Нет, это вы послушайте, приятель. — Он протянул руку и поймал ее ладонь. — Пойдемте. Дети вполне могут быть где-то рядом, и я не думаю, что они должны услышать что-нибудь из нашего разговора.
А он гораздо сильней, чем она себе представляла. Мужчина тащил ее вперед, игнорируя проклятия, которые она бормотала себе под нос. Они вышли с террасы на одну из извилистых дорожек, тянувшихся вокруг дома. По краям росли нарциссы и гиацинты.
Трент остановился в беседке из глицинии, которая должна расцвести в следующем месяце. Кики гадала, вызван ли рев в голове шумом моря или собственным задиристым нравом.
— Не начинайте все заново. — Она подняла руку, чтобы потереть место, где он держал ее. — Можете давить на людей в Бостоне, но не здесь. Ни на меня, ни на кого из моей семьи.
Он молчал, пытаясь, но так и не сумев обуздать собственный характер.
— Если бы вы знали меня или метод моих действий, то поняли бы, что у меня нет привычки давить на кого бы то ни было.
— Я точно знаю, как вы действуете.
— Включая вдов и сирот? Повзрослейте, Кики.
Она стиснула зубы.
— Можете самостоятельно осмотреть сады. Я ухожу.
Он просто передвинулся, загораживая дорожку. В лунном свете ее глаза пылали, как у кошки. Когда она подняла руки, чтобы отпихнуть его в сторону, он пальцами сжал ее запястья. В последовавшем коротком перетягивании каната, он совершенно некстати отметил про себя, что ее кожа — цвета свежих сливок и почти такая же мягкая.
— Мы не закончили. — Голос звучал резко, больше не прикрытый изысканным внешним лоском. — Вам пора узнать, что за преднамеренную грубость и умышленные оскорбления приходится платить.
— Хотите извинений? — она едва ли не выплевывала слова. — Хорошо. Я сожалею, но мне нечего сказать вам, что не прозвучит грубо или оскорбительно.
Он улыбнулся, удивив их обоих.
— С вами очень трудно иметь дело, Кэтрин Коллин Калхоун. Ради спасения собственной жизни не могу себе представить, почему пытаюсь быть разумным с вами.
16 
