Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
153 
– Мне тоже. – Он повесил трубку, задумался, набрал другой номер и стал ждать, пока его соединят с Фрэнком.
– Пол, только одна минута. Меня рвут на части.
– Из-за Джулии?
– В основном. Прилетела важная персона с Восточного побережья.
– Да, я знаю.
– Естественно. В общем, он требует все, что у нас есть по делу, и уже нанял какого-то высокомерного частного сыщика, который дышит нам в шею.
– Хэтуэй работает быстро.
– Да. – Фрэнк понизил голос. – Но окружной прокурор работает еще быстрее. Пол, он зубами впился в это дело. Тут есть все: деньги, власть, блеск, скандал.
– Послушай, Фрэнк, есть ли способ проверить, не была ли отключена в тот день охранная сигнализация? Фрэнк нахмурился, пролистал бумаги.
– Когда мы проверяли, она была включена.
– Но могли ли ее выключить раньше, а потом опять включить?
– Господи, Пол, ты плюешь против ветра. – Не дождавшись ответа, Фрэнк забормотал что-то себе под нос. – Ладно, я поговорю с парой электронщиков, но не думаю, что тут есть шанс.
– Тогда дай мне другой. Ты не собираешься еще раз поболтать с шофером?
– Со Стадли Дорайтом? Зачем?
– Предчувствие.
– Господи, избавь меня от авторов детективных романов. – Однако Фрэнк уже делал заметку в блокноте. – Ладно, встряхну его еще разок.
– Я хотел бы поболтаться рядом.
– Конечно. А почему бы и нет? Зачем мне пенсия, когда можно прожить на добрых делах?
– И еще одно.
– Валяй. Хочешь, чтобы я отдал тебе досье? Потерял какую-нибудь улику? Прикончил свидетеля?
– Я был бы тебе очень благодарен. И раз уж ты на все готов, не мог бы проверить авиалинии? Посмотри, не летал ли кто-нибудь из окружения Евы в Лондон в прошлом месяце. Двенадцатого или около того.
– Никаких проблем. Потребуется всего десять-двадцать человеко-часов. Есть причина?
– Я дам тебе знать. Спасибо.
А теперь, думал Пол, вешая трубку, подождем ответы, покрутим их и посмотрим, сложится ли подходящий сюжет.
Глава 30
Перелет из Филадельфии в Лос-Анджелес даже первым классом не исключает усталости и нарушения суточного ритма организма, но Линкольн Хэтуэй выглядел так, словно только что вышел от своего портного. На темно-синем костюме в едва заметную полоску не было ни морщинки, кожаные туфли ручной работы сияли, как зеркало, и ни один волос в консервативной прическе не сдвинулся с места.
Полу хотелось думать, что именно из-за этой безупречности он возненавидел Хэтуэя с первого взгляда.
– Линкольн Хэтуэй. – Гость протянул ухоженную руку. – Я хотел бы видеть Джулию.
Пол с удовольствием протянул свою испачканную песком руку.
– Пол Уинтроп.
– Да, я знаю. – Естественно, не по обложкам его книг. У Линкольна не было времени на развлекательную литературу, но он приказал секретарше собрать всю информацию о Джулии, попавшую в прессу за последние шесть месяцев. Он знал, кто такой Пол и как он связан и с жертвой, и с обвиняемой. – Я рад, что у Джулии есть убежище до тех пор, пока мы все не уладим.
– Лично меня больше волнует ее душевный покой. – Пол жестом пригласил Линкольна войти. – Хотите выпить?
– Минеральной воды с лимоном, если не трудно. – Поскольку, формируя состав жюри, приходится в основном руководствоваться внешностью и бессознательной мимикой, Линкольн быстро составил мнение о Поле Уинтропе. Богат, нетерпелив и подозрителен. Интересно, как можно будет использовать эти качества, если дело дойдет до суда. – Как чувствует себя Джулия, мистер Уинтроп?
Решив не скрывать свое отвращение. Пол превратился в высокомерного, отчужденного британца.
– Почему бы вам не спросить у нее самой? Джулия стояла в дверях, прижимая к себе худого темноглазого мальчика. Десять лет изменили ее, подумал Линкольн. Теперь она излучает не энтузиазм и доверие, а сдержанность и осмотрительность. Когда-то свободно ниспадающие светлые волосы зачесаны наверх, собраны в узел и открывают лицо, ставшее более изящным, изысканным.
Линкольн перевел взгляд на мальчика, едва ли сознавая, какую напряженную группу представляют они четверо. Он искал какой-нибудь признак, какую-нибудь физическую черту, переданную сыну, которого никогда не видел и не хотел видеть.
Он не нашел ничего своего в этом хрупком лохматом ребенке, и облегчение смыло легкие угрызения совести и дурные предчувствия, покусывавшие его во время всего перелета. Он взглянул, оценил и отверг. Мальчик – его, в этом Линкольн никогда не сомневался, но и не его. Этот краткий миг доказал, что его мир, его семья, его совесть в безопасности.
153 
