– Мне будет недоставать ее в каждое мгновение, что мне остались, – прошептал Виктор, и Джулия повела его к скамье, где ждал Пол.
Растянувшись на несколько миль, одинаковые черные лимузины плавно поднимались к Форрест-Хиллз. Для каждого гостя или супружеской пары был заказан отдельный автомобиль, и в прохладной роскоши вдали от любопытных глаз можно было дать волю истинным чувствам. Одни застыли в глубоком горе, переживая личную утрату. Другие скорбели абстрактно, как огорчаются, услышав в последних новостях о смерти знаменитости, об уходе личности, олицетворявшей целую эпоху. Это было не оскорблением, а данью памяти.
Некоторые просто ощущали благодарность за то, что их включили в список гостей, ибо подобному событию гарантировано внимание прессы. И это тоже не было оскорблением. Просто бизнесом.
Были и те, кто вовсе не горевал, а лелеял в сердцах, таких же черных, как сверкающая краска лимузинов, радость и злобу.
Некоторым образом и это можно было считать честью.
Джулия, вышедшая из машины, чтобы пройти несколько коротких шагов к вырытой могиле, не попадала ни в одну из этих категорий. Она уже похоронила своих родителей, уже приспособилась к огромной пропасти, разделявшей любимого ребенка и сироту. И все же каждый шаг причинял ей глубокую боль. Сегодня она похоронит еще одну мать, снова посмотрит в глаза собственной неминуемой смерти.
Вдыхая запахи травы и земли, густой аромат цветов, Джулия отгородилась от настоящего воспоминаниями.
Вот она смеется с Евой у бассейна, пьет слишком много шампанского, говорит слишком откровенно… Как она смогла столько рассказать Еве?
Вот она потеет вместе с Евой на тренировках, задыхаясь, ругается и жалуется. Эта странная близость двух полуголых женщин, заключенных в одну клетку тщеславия.
Разделенные секреты, искренность и доверие, никакой лжи. Как легко родилась их дружба!
Не этого ли хотела Ева? Завязать дружбу, доверять и доверяться, открыться полностью, внушить любовь…
Какое это имеет значение? Евы нет. И если что-то осталось неясным, невысказанным, то теперь истина никогда не увидит свет.
Джулия искренне горевала, хотя и не представляла, сможет ли когда-нибудь простить.
– Дерьмо, – выругался Фрэнк. Он рассматривал факты под всеми возможными углами и видел только одну дорогу. И эта дорога вела его прямо к Джулии Саммерс.
Всю свою профессиональную жизнь Фрэнк в основном полагался на интуицию. Хорошо развитое чутье может вывести полицейского из лабиринта улик и подозреваемых. Никогда еще за всю его карьеру интуиция так драматично не противоречила фактам.
Все эти факты лежали перед ним в толстой папке, распухшей за прошедшие три дня.
Отчеты экспертов, результаты вскрытия, отпечатанные и подписанные показания свидетелей, которых расспрашивал он сам или его подчиненные.
В день убийства и домоправительница, и секретарша видели Еву Бенедикт за несколько минут до часа дня, когда после короткой личной беседы с Евой уехала Глория Дюбари. Джулия Саммерс появилась у ворот около часа, поболтала с охранником и въехала в поместье. Звонок из гостевого дома в службу спасения поступил в час двадцать две.
На эти двадцать две минуты, на жизненно важный отрезок времени, в который, судя по заключениям экспертов и показаниям свидетелей, произошло убийство, у Джулии не было алиби.
Смерть Евы наступила в результате удара медной кочергой по основанию черепа. На кочерге были обнаружены отпечатки пальцев только Джулии Саммерс.
Все двери гостевого дома, кроме парадной, которую открыла сама Джулия, оказались заперты. На теле Евы не было обнаружено никаких ключей.
Улики, конечно, косвенные, но достаточно изобличающие даже без учета ссоры, описанной двумя свидетелями.
Узнав от Евы, что она ее незаконная дочь, Джулия Саммерс впала в дикую ярость.
"Она визжала, угрожала, – читал Фрэнк заявление Треверс. – Я услышала ее крики и выбежала из дома. Она перевернула стол, разбила всю посуду. Ее лицо было белым, как полотно. Она предупредила Еву, чтобы та не смела к ней подходить. Она сказала, что могла бы убить ее».
Конечно, люди говорят подобное сплошь и рядом, думал Фрэнк, потирая шею. И если кто-то погибает сразу после таких слов, это просто их невезение.
Беда в том, что он не мог думать о везении или невезении. Под давлением губернатора и собственного начальства Фрэнк не мог позволить интуиции увести его в сторону от фактов.