Лёгкий, ненавязчивый романчик 
90 
Свидетельство его прикосновения невозможно было ни с чем перепутать.
Ее губы распухли, глаза обвела тень.
— Да. — Виктория расправила плечи. — Он коснулся меня.
Гастон снова медленно свернул платье.
— Месье Габриэль не касался женщины — и мужчины — все время, что я был с ним, мадемуазель.
Горло Виктории напряглось.
— А вы давно с ним?
Француз с каштановыми волосами аккуратно уложил прекрасное золотисто-коричневое платье обратно в коробку.
— Я с месье Габриэлем четырнадцать лет.
— Вы его друг?
Крышка с вытисненным розовым лепестком закрылась над кармазинным шелковым платьем.
— Мы в le Maison de Gabriel — в доме Габриэля — не друзья ему, мадемуазель.
Глаза Виктории распахнулись от удивления.
Платье было благополучно упаковано, густые темные ресницы Гастона медленно поднялись. Виктория смотрела в глаза Габриэля, только карие, а не серебряные.
— Мы его семья, — прямо сказал Гастон. — В этом доме мы все — семья друг для друга.
Гастон тоже пережил улицы.
— Вы… une prostituée? [28] — импульсивно спросила она.
Пристальный взгляд Гастона не дрогнул.
— Oui, [29] мадемуазель, я был une prostituée, если были клиенты, которые хотели меня. Когда их не было, я был, как вы говорите по-английски, карманником и головорезом.
Головорезом…
Виктория глубоко вздохнула.
— Полагаю, вы больше не занимаетесь вашими прежними делами.
Внезапно холодная безжизненность улиц оставила глаза Гастона. Они обаятельно замерцали.
— Non, мадемуазель, я больше не работаю карманником или головорезом. Месье Габриэлю не понравилось бы, если бы мы обворовали или убили его клиентов. Я управляющий месье Габриэля и его дома.
И служащих, которые работали в доме Габриэля.
Семьи проституток, воров и головорезов.
Виктория расправила плечи.
— Для меня облегчение это слышать, сэр.
— Pas du tout — не за что, мадемуазель. — В карих глазах Гастона были и восхищение, и юмор. — Ваш завтрак в кабинете. Вы можете съесть его сейчас или подождать, пока горничная поможет вам одеться.
Будучи гувернанткой, Виктория ела со слугами. Она не привыкла, чтобы ее опекали. Затянувшийся жар смущения рассеялся в новизне чувства, что ее балуют.
— В самом деле, месье, я не нуждаюсь в услугах горничной. Но благодарю вас. Я буду наслаждаться завтраком — и нарядами. Они очень красивы.
Гастон выглядел довольным ее похвалой.
— Если вам что-нибудь нужно, вы не должны стесняться просить.
Ей нужно было исцелить ангела. Был лишь один способ это сделать.
Виктория посмотрела в добрые карие глаза Гастона и попросила то, что ей нужно.
То, что было нужно Габриэлю.
Глава 19
На Викторию упала тень. Силуэт Габриэля тяжело лег на ее веки, груди, живот, бедра.
Она мгновенно проснулась с колотящимся сердцем, ловя воздух.
Мягко качнулась, закрываясь, дверь ванной. Тонкая линия белого света залила щелку между полом и дверью.
Габриэль вернулся.
Отбросив назад постельное покрывало, она выскользнула из-под льняных простыней.
Ее соски затвердели. От холода, сказала она себе.
И знала, что это было от страха.
Виктория отнюдь не рвалась к роли, которую должна была сыграть этой ночью, но она сыграет ее. Она освободит ангела.
Оранжевые и голубые язычки пламени лизали почерневшее дерево.
Огонь угасал от недостатка заботы.
Виктория угасала с тех самых пор, как мать оставила ее с холодным, нелюбящим отцом. Габриэль понемногу умирал каждый раз, когда дарил наслаждение, не получая его взамен.
Широкая и низкая белая банка на тумбочке атласного дерева казалась бледным пятном в слабом свете.
Это был весь свет, в котором нуждалась Виктория.
Она потянулась, сжала пальцы…
Металл.
Серебристая оловянная коробка презервативов.
Отпустив металлическую коробочку, она схватила стеклянную банку, которую принес Гастон. Дрожащими пальцами Виктория отвинтила крышку и осторожно опустила ее на тумбочку.
Звук удара металла о металл отдался дрожью вдоль ее позвоночника.
Виктория положила крышку на оловянную коробочку. Она могла лишь надеяться, что ее решение было продумано лучше, чем ее координация.
Гладкий деревянный пол был холодным и жестким. Ее груди — сносные груди, как сказала мадам Рене; символ греха женщины, как заявлял ее отец — рассекали воздух.
90 
