Лёгкий, ненавязчивый романчик 
53 
Она не будет стоять перед ним обнаженной ни секундой дольше.
Чувствуя, как примерзли к деревянному полу пальцы, Виктория развернулась. Восстановив равновесие, она сделала шаг в сторону коричневого шерстяного платья.
— Если вы поднимите эти жалкие обноски, мадмуазель, я заберу их у вас.
Виктория остановилась, чувствуя, как напряглись ее ягодицы.
Серебристые глаза в зеркале смотрели на нее сверху вниз. Она не слышала, как он поднялся.
— Вы хотели узнать, достигал ли я эрекции с мужчинами.
В его голосе не было и намека на какие-либо эмоции, но почему тогда внезапная боль сжала ее легкие?
— Да, — выдохнула она.
— Повернитесь, мадмуазель, и посмотрите мне в лицо, если хотите узнать правду.
Виктория медленно повернулась, преодолевая внезапную тяжесть в ногах. Распрямив плечи, она встретила его взгляд.
В котором не отразилось ровным счетом ничего.
— Мужчине, мадмуазель, не нужно испытывать желание, чтобы заниматься сексом. Все, что ему нужно, это твердый стержень.
Bite. Член. Стержень.
— Я, — она демонстративно вздернула подбородок, — не понимаю.
— Вас возбуждали прикосновения мадам Рене.
Виктория втянула воздух. — Как вы смеете…
— …потому что вы представляли, что это я прикасаюсь к вам.
Да.
Но она не произнесла это вслух.
— Половые органы, мадмуазель, это аппараты. — Цинизм в его глазах лишил их серебристого блеска. — Как мои ванна и душ. Если вы повернете кран, — он на секунду замолчал, давая возможность вникнуть в его слова… кран… пенис, — то потечет вода. И не имеет никакого значения, кто его повернул, мужчина или женщина.
Если все обстоит именно так, то почему в его глазах застыл такой холод?
— Вы хотите сказать, что мужчине не нужно испытывать какие-то чувства, чтобы… — Виктория запнулась, пытаясь найти нужные слова; работая гувернанткой, она ни разу не слышала, чтобы мужской член называли «cock», — …чтобы совершить половой акт.
— Правильно.
— И что… совокупление — это просто ответный рефлекс, реакция на внешние раздражители.
— Да.
Ничто не заставит ее отвести взгляд от серебристых глаз.
— Другими словами вы хотите сказать, что не испытывали оргазм, когда были с… клиентом.
— Нет, мадмуазель, я не это имел в виду, — откровенно ответил он.
«А когда нет уважения… или расположения?
— Тогда это насилие над чувствами».
— Вы не получаете удовольствия от секса, — сказала Виктория.
Габриэль не возразил ей.
— Если бы ваш член, сэр, был механическим аппаратом, вы бы не боялись прикасаться к женщине. Но вы боитесь.
В его взгляде замерцала тьма.
Была лишь одна причина, из-за которой потемнели его глаза.
Если Виктория продолжит, то пути назад уже не будет.
Он может убить ее за ее слова. Виктория не могла винить его за это.
Но есть гораздо худшие вещи, чем смерть.
Жизнь, в которой нет радости прикосновений, намного, намного хуже смерти.
Виктория знала это, потому что прожила больше восемнадцати лет, лишив себя этой простой радости жизни.
Ее слова — это то, что должно было быть сказано.
— Мужчина, который насиловал вас, — предостережение в пристальном взгляде Габриэля резануло ножом по сердцу Виктории, но не смогло остановить ее, — подарил вам наслаждение.
Краешком сознания Виктория удивленно отметила, что потрескивающий в камине огонь не замерз от холода, заполонившего комнату.
— Он знал, как сделать так, чтобы боль приносила удовольствие.
Тьма полностью поглотила мерцание серебра в глазах Габриэля.
— Он заставил вас наслаждаться сексом.
Глава 10
— И вы никогда не простите себе этого.
В голосе Виктории прозвучала убежденность в собственных словах.
Jamais. Никогда.
Наблюдать за тем, как дышит Виктория, как поднимается и опускается ее грудь, было гораздо приятнее вызванных ее словами воспоминаний.
Он мог убить ее. И она это знала.
Или он мог позволить второму мужчине убить ее. И об этом она тоже знала.
Она была напугана. Но не пряталась за собственным страхом.
Она была единственной женщиной, которая осмелилась встать лицом к лицу с его прошлым.
Как второй мужчина нашел ее?
Габриэль, бесшумно ступая, целенаправленно направился к Виктории. Она не отпрянула от него.
53 
