Лёгкий, ненавязчивый романчик 
40 
— Très bien.
Хорошо.
Не будет ничего хорошего, начиная с этой ночи.
Убийство началось.
— Гастон.
— Oui? — осторожно спросил Гастон.
— Мне нужна эта информация сегодня к полудню, — тихо произнес Габриэль. — Пусть служанка разбудит меня, когда они вернутся.
Габриэль внезапно почувствовал себя смертельно уставшим.
Мысль о том, чтобы спать на кожаном диване, не доставляла удовольствия.
Двадцать семь лет назад он посчитал бы это роскошью.
Нет, он больше не мальчик.
Он — мужчина и знает цену жизни.
— Très bien, месье. Я назначил Эвана, Джулиена и Аллена охранять женщину. Они будут менять друг друга каждые восемь часов.
— Merci.
Гастон мял свои руки.
Габриэль задался вопросом, спит ли сейчас женщина… или она тоже не находит себе места.
«Никто еще не держал меня в объятиях», — призналась Виктория.
Но она позволит ему держать ее… пропитавшуюся потом и сексом.
— Многие сочувствуют положению женщины, — выпалил Гастон.
Габриэль почувствовал, как волосы на его затылке встали дыбом.
— Я убью любого, кто позволит ей сбежать, — сказал он тихо. Угрожающе. — Скажи это тем, кто сочувствует ей.
— Им не нравится мысль, что вы наказываете ее.
— И почему же они так думают, Гастон? — спросил Габриэль с ядовитой мягкостью в голосе.
— Марсель не обсуждал найденную им записку, месье, — защищаясь, ответил Гастон. — Но люди чувствуют, что что-то не так. Вы могли остановить аукцион, однако не сделали этого.
Нет, Габриэль не остановил аукцион. Вместо этого он купил Викторию, и сейчас у него есть женщина.
К полудню весть о незнакомке в плаще, которая заинтересовала неприкасаемого ангела, облетит весь Лондон.
— Скажи им, что мужчина, который хочет убить меня, также хочет убить и ее, — приоткрыл правду Габриэль. — Если она сбежит, ей не жить.
Гастон пристально посмотрел в серебристые глаза Габриэля. В его карих глазах застыл единственный вопрос.
Почему?
Почему Габриэль построил дом, где может быть исполнено любое желание, лишь для того, чтобы завлечь убийцу?
Почему убийца так сильно хочет уничтожить двух мужчин-шлюх, что охотно последует в западню?
Что второй мужчина сделал с ним — после двенадцати лет занятия проституцией, — что Габриэль не может выносить даже простого прикосновения?
Гастон не задал эти вопросы. Но Габриэль знал, что Виктория их задаст.
Он рассказал ей больше, чем кому-либо.
Он рассказал ей о том, что он умолял, но не сказал ей, о чем просил.
Он знал, что она, несмотря ни на что, спросит его. Через день. Или два.
Виктория спросит, о чем он умолял второго мужчину. И Габриэль ответит ей.
Она заслужила это.
— Мы умрем за вас, месье, — просто сказал Гастон. — Никто не пойдет против ваших желаний.
Да, мужчины — и женщины — умрут. Это часть игры.
Гастон отвел глаза.
— Что касается месье Майкла…
Габриэль вспомнил свои прощальные слова Майклу.
— Я не думаю, что нам нужно беспокоиться о месье Майкле, — прервал он речь Гастона, оттолкнув в сторону боль.
Габриэль подумал об изношенном шерстяном платье Виктории, об ее протертых шелковых панталонах и сморщенных чулках.
«Девственность — это все, что у меня осталось», — сказала она.
Но это не все, что осталось у Виктории.
В ней была страсть.
«Я хотела, чтобы вы коснулись меня, поэтому я — шлюха».
И он позволил ей поверить в это.
Но не страсть делает мужчину или женщину шлюхой. Заниматься сексом без страсти, — вот что делает человека шлюхой.
Майкл был проституткой, но он никогда не был шлюхой.
В отличие от Габриэля.
«Это подписывает мой смертный приговор?»
— Пошли за мадам Рене, — внезапно произнес Габриэль. — Скажи ей, что нам нужна швея.
Глава 8
Тьма давила на глаза, словно рука… Задыхаясь, Виктория попыталась сесть в кровати, ощущая, как сильно дрожит грудь и как стесняют движения спутанные волосы.
Только лишь для того, чтобы обнаружить, что тьма не была рукой.
Виктория легла спать в темноте. И когда проснулась, ощущая под собой твердость матраца и мягкость шелковых простыней, было по-прежнему темно.
Это была не ее кровать.
В арендованной Викторией комнате был лишь продавленный матрац, там не было никаких простыней.
40 
