Последние отзывы

  130  

— Продана! — сказала Лили.

— Может. А может, просто сбежала.

— Ее купили. Кто-то ее купил.

Табличка на двери гласила chiuso^[97]. Вглядевшись внутрь, Кит увидел женщину в черном с тряпкой и красным пластмассовым ведром. Он сказал:

— Дай-ка мне… — и полез в Лилину сумочку за карманным словариком. — А, вот. Ilroditore. Грызун.

— Какой же ты противный.

— Побудь здесь. — Он вошел под звуки колокольчиков. И вышел со словами: — Ты права. Эта леди, она показала жестами — как будто банкноты отсчитывает. Представляешь? Кто-то заплатил немалые деньги за крысу.

— Вот именно. Бедненький Адриано. Ты только подумай.

— Ты только подумай. Лежит на спинке в какой-нибудь комнатке.

— А все детишки гладят его по животику. Ты только подумай.

И вот колокола Санта-Марии объявили мир в небесах, и Глория с Шехерезадой вышли в зеленый дворик, одетые в лучшие воскресные наряды, лица сияют бессмертием и радостью. А с ними еще и Тимми, крадется сзади.

Шехерезада (которой Киту очень скоро предстояло коснуться — предстояло легко поцеловать — впервые), Шехерезада подошла прямо к ним и сказала:

— Бы ничего не видели. О, это было настолько трагично. Настолько трогательно. — Она обернулась к Глории, умоляюще глядя на нее. — Расскажи им.

— Амин. У бассейна.

— Он подошел к ней у бассейна. Сняв черные очки. У него такие одухотворенные глаза.

— И что?

— Сказал мне, что любит меня, — сухо откликнулась Глория, — и всегда будет мне другом.

— И что будет любить ее всю оставшуюся жизнь. У него такой грустный вид был! Такие духовные глаза. А потом Уиттэкер его как-то так отвел в сторону.

Пока Шехерезада с Лили плакали, и целовались, и шептали друг дружке до свиданья, до свиданья, до свиданья, Кит шел нога в ногу с Глорией Бьютимэн.

— «Духовные», — сказала она. — Я над ней подшучивала, но если серьезно, Шехерезада — наивная дурочка. «Такие одухотворенные глаза»… Амин просто одержим моей задницей, только и всего. Я же вижу. Это нормально для педиков — какой-то вкус у них есть, слава тебе господи. «Духовные». Какие там, в задницу, духовные… Ну ладно, посмотри как следует. Больше ты меня не увидишь.

Они повернули за угол и чудесным образом остались одни — на узкой площади, где было полно низко летающих желтых птиц, а больше — никого и ничего.

И заговорил голос. «Не пытайся ее поцеловать. Возьми ее за руку». И куда ее положить? «Вот сюда. Давай. На одну секундочку». Вот сюда? Точно? Нормально так будет? «Нормально. Черные перчатки, церковные колокола — значит, все нормально». Что мне ей сказать? И заговорил голос.

— Глория, в этом твоя власть, — сказал он. — В этом — сама ты.

Она обнажила зубы (эти загадочные, отливающие голубизной лунные камни) и произнесла: — Ich…

Потом за окнами проносилась Италия с ее стронциевым желтым, и эдемским зеленым, и кобальтовым голубым, с ее коричневым — еще безумнее — и красным — еще безумнее. Прошло время, и сгорбленные плечи Фульдженчио вынесли их, распрямив курс, на шоссе, суровые миля за милей и скрученные в узлы фабрики периодически начинали медленно приближаться вместе со своими кубическими многоквартирными домами, где видны были полуголые дети, счастливо игравшие в грязи.

* * *

Перед самым взлетом Лили низким голосом попросила подушку и потянулась к Китовой руке. Затем самолет покатил, понесся, откинулся назад и начал карабкаться вверх, а башни аэропорта теряли равновесие и отшатывались назад, а Кит с Лили тем временем покидали страну Франки Виолы.

Они еще не выбрались из облаков, а самолет, казалось, уже взял ровный курс. Голова Лили отчаянно искала успокоения в выступе иллюминатора. Кит закурил.

— Кончита в Амстердаме сделала аборт.

— Что? Ох, Лили, зачем ты мне об этом рассказываешь — прошу тебя, не говори больше ничего…

— Кончита в Амстердаме сделала аборт. Четыре месяца. Ты же заметил, наверное, что живот исчез.

— Я не знал, что это живот. Просто решил, что она похудела. Прошу тебя. Хватит.

— Все об этом помалкивали. Я еще думала, интересно, догадаешься ты вообще или нет. Ее изнасиловали. Кто — знают только Прентисс и Уна.

— Прошу тебя, не говори больше ничего.

— Ты не заметил. Ты часто не очень четко представляешь себе, что происходит. Ты вообще… О господи, ну почему мы все никак не выйдем из облаков?

  130