135 
Встал старичок, отряхнулся, на зверя смотрит.
Дохлая гадость перед ним.
А я на старичка смотрю. В жизни не видывал, чтоб у человека после встречи со смертушкой скучное лицо было! Вроде каждый день его крокодилицы жрать кидаются… Умылся по новой, пацанов с камнями по плечам хлопнул, тем, что с луками, пальцем погрозил - они на круче чуть меж собой не передрались, задиры!
И на кручу вперегонки с малышами ринулся.
"Вот тут меня по башке садануло, плошка наземь, а брык - и темнота.
Хорошо… даже брюхо урчать перестало.
- Вставай!
О моя родина, моя прекрасная родина! О мои братья-кумбханды с вашими невинными забавами, герои, рожденные от противозаконных браков, дикие, необузданные, приемлющие любую пищу кроме дозволенной, плуты и весельчаки!
- Ну вставай же!
О женщины моего народа! Увижу ли я вас вновь, коротконогие красавицы с большими "раковинами", поющие во хмелю ругательные песни, с глазами, удлиненными пламенно-алым мышьяком, подчеркнутыми сурьмой с горы Трикадуд? Соединюсь ли с вами под звуки труб, литавр и барабанов, под рев ослов, верблюдов и мулов на приятных тропинках при всеобщем обозрении?
- Вставай, скотина!
Доведется ли мне со сверстниками, утвердив свою власть на горных тропах, напасть на зазевавшегося путника, по-разбойничьи ободрать его и избить, превосходя числом? А потом наполнить утробу крепкими напитками из зерен и патоки, заседая краденной у горцев-нищадов бараниной и говядиной с чесноком, луком и клубнями растения гандуша, острыми и вонючими?
…Пинок в ребра живо вернул меня к действительности.
Пинал, разумеется, Яджа-бабун, а стоявший рядом Панчалиец задумчиво обматывал тряпицей разбитый в кровь кулак. Ага, ясно: он меня по маковке трескал, царище! Желал в гневе расколощщматить зеркало, да не Учел крепость кумбхандовой башки!
Осколки смоляного зеркала валялись рядом с моим носом, и в одном из них навечно застыло изображение крокодильего хвоста с торчащей стрелой.
Я, кряхтя, вскочил и изобразил готовность выполнить любой приказ.
- Я тебе другую служанку подарю, - кусая губы бросил Панчалиец. - Я тебе тысячу служанок подарю! Десять тысяч! Только сделай что-нибудь! Ну не воевать же мне с ними?!
- Служанку? - Яджа отрешенно глядел в пространство, не мигая. - Служанку подаришь. Тысячу, Или десять. Теперь коровами не отделаешься..
И обернулся ко мне:
- Беги к ручью, принеси воды. Только одна нога.здесь, другая там! Сперва мне показалось, что я рехнулся. В ослепительно-диких глазищах Яджи-бабуна, взгляда которых хватало, чтобы очарованный юноша вмиг скончался престарелым дедуганом, в них стояли слезы.
Вон одна по щеке ползет, муха слюдяная… Я стремглав выскочил из хижины, подхватил бадейку и со всех ног понесся прочь.Чтоб не видеть.
- Скажете, глупо? Скажете, не бывает? Скажете, не тот Яджа человек, да и не человек вовсе? Правильно скажете: и глупо, и не бывает, и не человек… Сейчас, погодите, я только высморкаюсь - и продолжу.
* * *
У ручья хлебало жижицу вепрячье семейство. Клыкастый боров вдумчиво хрюкнул, косясь в мою сторону, и я решил не испытывать судьбу. Ноги сами свернули левее, к речке, затопотали, зашлепали босыми пятками по лесному разнотравью…
Съехав задом по речному косогору, я в туче песка оинулся к воде. Этот приток Ганги всегда славился обилием рыбы, но сейчас жирные пескари интересовали меня в последнюю очередь. Бадейка забулькала, наполняясь, я пнул ногой доставучего рака, он, зар-раза, цапнул меня клешней за икру! - и я помчался обратно.
Яджа-бабун ждать не любит.
Как выяснилось, он и не ждал. Уже вовсю дымилась жаровенка в форме черепахи, уже грибы-духомо-ры и жеванные мной снадобья ждали своего часа, а сам ятудхан был бледен как смерть и стращал Панчалийца глухим бормотанием.
Я плеснул водицы в котелок и подвесил над огнем - закипать.
Заговоры на порчу и сглаз только под кипяточек и творить! Что ж я, дурень безмозглый, чтоб не уразуметь: Яджа озлился всерьез. Последний раз он творил похожий заговор, награждая царя с длиннющим имечком, которое я не запомнил, тягой к людожорству. Царь вник, схарчил всех сыновей мудреца Лучшенького, рыгнул и пошел спать, а дело о порче свалили на другого мудреца, Всеобщего Друга.
Дым стоял коромыслом, к разборке подключились все, включая Миродержцев, а мы с хозяином легли на дно в Нижней Яудхее и наслаждались жизнью.
135 
