Последние отзывы

  16  

Сатакэ достал пузырек с глазными каплями из кожаного итальянского несессера, лежавшего рядом, на перильцах, и, оторвавшись на мгновение от автомата, капнул в каждый глаз по капле. Уже через несколько секунд из пересохших глаз потекли слезы, и Сатакэ, не плакавший с раннего детства, неожиданно испытал приятное ощущение от теплых капелек на щеках. Он даже поборол в себе естественный для мужчины импульс смахнуть их с лица.

У соседнего автомата сидела молодая женщина с рюкзачком за спиной. Она взглянула на его заплаканное лицо, и в ее глазах мелькнуло смешанное с любопытством откровенное желание оказаться подальше от странного человека в модном костюме. Влажная пелена не помешала рассмотреть гладкие щеки. Лет двадцать, решил Сатакэ, давно научившийся определять возраст и характер женщин, не вступая с ними в прямой контакт.

Самому ему было сорок три. Коротко подстриженные волосы, могучая шея, крепкое тело делали его похожим на бандита, якудза, но в слегка раскосых глазах светился ум, нос удивлял своей правильностью, а руки были просто красивы. Такое несоответствие между грубым телом и тонким, чувственным лицом и руками смущало одних и поражало других.

Сатакэ вынул носовой платок из кармана сшитых на заказ черных брюк и промокнул глаза. Потом, заметив, что несколько капель упало на черную шелковую рубашку, осторожно промокнул и их. И дорогой пиджак, и шикарная рубашка, и надетые на босу ногу мокасины от Гуччи были его рабочей формой, заменявшей строгий деловой костюм.

Он взглянул на массивный золотой «ролекс» — почти два часа, пора идти. И надо же так случиться, что именно в этот момент удача наконец пришла к нему: из автомата хлынул поток шариков-жетонов, в одну секунду заполнивших и переполнивших неглубокий лоток.

— Черт! — выругался он.

Надо же так не вовремя! Сатакэ дотронулся до локтя соседки, и та, повернув голову, с тревогой посмотрела на него.

— Мне нужно идти. Они ваши, если хотите.

— Спасибо, — пробормотала женщина, явно обрадованная подарком и в то же время настороженная необъяснимой щедростью.

Было видно, что фишки она возьмет не раньше чем убедится в том, что он ушел. Грустно улыбнувшись, Сатакэ забрал несессер, поднялся и направился к выходу мимо грохочущих автоматов, думая о том, каким предстает сорокалетний мужчина в глазах молодых женщин.

За автоматической дверью его встретила следующая волна шума: громкоговорители кричали о премьере нового фильма, уличные торговцы на углу вовсю расхваливали свой товар, из студии караоке доносилась популярная мелодия. И хотя атмосфера Кабуки-Тё была хорошо знакома ему и даже чем-то приятна, Сатакэ не давало покоя неясное ощущение того, что сейчас он здесь чужой. Взглянув на клочок серого, затянутого облаками неба, большую часть которого заслоняли высокие мрачные здания, он нахмурился — сколько же еще будет продолжаться эта невыносимая, угнетающая жара?

Сунув под мышку несессер, Сатакэ зашагал по улице, но, проходя мимо театра Кома, заметил, что к подошве его кожаного мокасина приклеилась жевательная резинка. Остановившись у тротуара, он попытался избавиться от серого комочка, однако размякшая от жары жвачка не поддавалась. Вроде бы мелочь, а настроение испортилось. Теперь уже все вызывало раздражение: грязный, заплеванный и замусоренный тротуар, шумная молодежь, заполнившая улицу с приближением темноты, валяющиеся тут и там банки и пакеты.

Пробиваясь сквозь толпу, Сатакэ едва не налетел на очередь перед входом в театр, состоящую в основном из пожилых дам. Подняв руку, он попытался пройти напрямик, но занятые разговорами женщины как будто и не замечали его. На секунду Сатакэ остановился, удивленно разглядывая их, потом улыбнулся и, пожав плечами, свернул в сторону. Что толку злиться на тех, кого не знаешь. Нет, в данный момент куда большей проблемой была прилипшая к подошве жвачка.

Люди замечали его. Парень, раздающий афишки с рекламой какого-то веселого гёрл-шоу, стайка гогочущих, неряшливо одетых школьниц — все уступали ему дорогу. Эти знали язык улиц и не пропустили исходящие от мужчины сигналы опасности. Сунув руки в карманы, с хмурым, как серое небо, лицом, Сатакэ свернул на боковую улицу.

Клуб, владельцем которого он был, назывался «Мика» и располагался в здании, выходящем на соседний переулок. Взбежав по ступенькам, Сатакэ открыл дверь и оказался в коридоре второго этажа, где находился его офис. В зале уже горел свет, неестественно яркий в сравнении с теми бледными лучами, что проникали через матовое стекло окон. Выгравированный на стекле рисунок смутно напоминал некие греческие узоры. За столом у двери сидела женщина, явно ожидавшая хозяина. Она пришла пораньше, хорошо зная, что сам Сатакэ не терпит, когда ждать заставляют его.

  16