Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
90 
Лестница показалась бесконечной. Наверное, поэтому Груша спускаться раздумал. Сел на верхней ступеньке, скребя ногтями небритую щеку. Химера, еле слышно рыкнув, устроилась ступенькой ниже. Оса ждала – черно-белая статуя. Взгляд ее раз за разом возвращался к Груше. Казалось, Оса пытается классифицировать чужака, отнести к какой-то из известных категорий – и не может.
– Я – доктор ван Фрассен. Вы хотели меня видеть?
В ответ ей протянули свиток, перевязанный шелковым шнуром. Послание от его величества? Нечасто Регине доводилось читать рукописи. Разве что от герцога Оливейры… Унилингва. Каллиграфически четкий почерк. Заглавные буквы с завитушками.
Неужели?..
«О моя прекрасная госпожа!
Отправляясь на небеса, я счел необходимым уладить свои земные дела – на случай, если Господь Миров в непредсказуемой милости своей пожелает оставить меня у себя. Если Вы читаете эти строки – значит, моя предусмотрительность оправдалась. Надеюсь, я, недостойный, не слишком гневил Господа при жизни, и теперь взираю с Его небес на миры, каковые так жаждал увидеть. Но не буду злоупотреблять Вашим терпением. Перед тем, как взойти на борт летучей колесницы, я составил завещание. Согласно оному, Вам должны передать коллекцию моих жалких рисунков. Вспоминайте обо мне, разглядывая их от скуки. Надеюсь, мы еще увидимся в лучшем из миров. Но заклинаю Вас: не торопитесь! Все, кто был Вам дорог, будут ждать вас здесь сколь угодно долго – время на небесах не имеет значения.
Ваш преданный раб
И ниже:
- У моей госпожи – миллионы миров,
- Под ногами ее – миллионы ковров,
- Миллионы возможностей спят в каждом шаге…
- Отчего же, Господь, ты ко мне так суров?
Строчки расплывались перед глазами. Не хватало еще разреветься на глазах у девчонки! Справившись с нервами, Регина посмотрела на Осу. Та, по-прежнему не издав ни звука, протянула ей футляр из тисненой кожи, размером с мольберт. Может, Оса немая? Надо что-то сказать…
– Мне очень жаль, что Каджар-хабиб погиб.
Никакой реакции.
– Примите мои искренние соболезнования.
Девушка что-то ответила и пошла к выходу.
– Что? Что она сказала? – беспомощно воззвала Регина к Груше.
– Она сказала, что убила бы вас, если б могла. И всех, кто находится в доме. И зверей на лестнице. Голыми руками.
– Каких еще зверей?
– Меня и вашу химеру. Всех.
Переваривая услышанное, Регина поднялась по ступенькам и уселась рядом с Фридой. Раскрыла футляр. Груша сопел, заглядывая ей через плечо. Фрида спала, или притворялась спящей. Первый рисунок. Заброшенный город. Тоска, запустение. Барханы подступают к окнам. Щерятся пустые проемы. Башни – редкие зубы старика. Тот же город с другого ракурса. Песок занес ступени, ведущие в храм. Дворцы намечены слабыми штрихами – призраки былого величия. Еще рисунок. Рыжие сполохи (охра?) сплетаются в сложный орнамент. Из него проступает лицо юноши. Лукавый прищур, прядь волос падает на лоб.
– Художник, – бормочет Груша. – Настоящий…
Шелест желтоватых листов. Шадруван. Река петляет по городу. Бесчисленные арки мостов. Рвутся в небо острые шпили. Выше – птицы. Мужчина. Молодой. Красивый. Улыбается. Улыбка знакома. Поворот головы, ирония во взгляде.
– Каджар? Извини, не узнала. В тебя можно было влюбиться…
Автопортрет.
На следующем рисунке Каджар-хабиб, каким он был в молодости, сидел в кресле. Его, стоя сзади, обнимала – щека к щеке – миловидная женщина. Возле кресла, на полу, скрестив ноги, устроился мальчик лет девяти. Он сурово хмурил брови, стараясь придать себе вид независимый и даже воинственный. Вон, кинжал за поясом. Ероша мальчишке волосы, смеялась девушка – еще подросток, тонкая, как тростинка.
– Это она.
Толстый палец Груши ткнул в девушку, не коснувшись бумаги.
– Кто – она?
– Та, что приходила.
– Оса?
– Оса или муха, но точно она…
Рисунки сливались в калейдоскоп. Пейзажи, портреты, бытовые сценки. Уголь, карандаш, тушь. Начало щипать глаза. От переутомления, не иначе.
– А вот и вы, доктор!
Каджар изобразил «свою госпожу» в ювелирной лавке, среди груд самоцветов. Доктор ван Фрассен примеряла сережки. Польстил ей Каджар. Честное слово, польстил. Снова орнаменты. Портреты. Пейзаж. Пятибашенный дворец – руины. Время не пощадило творение древнего архитектора. Четыре башни из пяти оплыли свечными огарками. Лишь одна из последних сил тянулась ввысь – достать! вонзить копье шпиля в брюхо неба! Этот же город был на первых рисунках…
90 
