Два

Преподобный Холмс оказался невысоким, худым, довольно невзрачным человеком. Изящный витраж позади него отбрасывал разноцветные тени на странно детское лицо викария. Взгляд светлых глаз за толстыми линзами очков в проволочной оправе был острым и искрился юмором. Густые темные брови придавали лицу суровое, даже отстраненное выражение; сейчас они сошлись на переносице – преподобный Холмс нахмурился, подыскивая слова для ответа. Он заговорил как старик или человек, глубоко погруженный в собственный мирок, вдали от приливов и отливов большого света: медленно и весьма неохотно, слегка растягивая слова, хорошо поставленным мягким голосом сельского священника.

– Что ж… увы, – произнес он, покачав головой. – Я больше ничего не могу сообщить об этом. Очень неприятная выходка. Однако это просто студенческая шалость. Правда, я не вижу ничего забавного в раскапывании могил и осквернении церкви. Дурацкая шутка, но не более того.

– Что же здесь произошло? – настаивала Элис, сдерживая нетерпение.

– Никто не знает, – ответил священник. – Довольно мерзкое происшествие, я шокирован… – Он понизил голос и с заговорщицким видом повернулся к Элис. – Но мне кажется, тут кто-то пытался докопаться – простите за каламбур… лично до меня.

Элис изобразила приличествующую случаю заинтересованность, хотя уже решила, что напрасно обратилась к этому человеку. Ее мнимые или подлинные воспоминания не находили себе подтверждений. То, о чем говорилось в газетной заметке, не имело к ним никакого отношения. Случайное совпадение, не более того.

Мартин Холмс сделал ей знак подойти поближе.

– В числе прочих осквернена могила моего дяди. – Он помолчал несколько секунд. – Видите ли, мисс…

– Элис Фаррелл.

– Да. Мисс Фаррелл, наше семейство – из старейших в графстве Кембриджшир. Хотя сам я живу здесь не так уж давно… Быть может, какая-то вражда, былые обиды, ну, вы понимаете…

Элис посмотрела на часы. Преподобный Холмс не заметил этого, он продолжал свой сбивчивый монолог с видом человека, нашедшего благодарную аудиторию.

– Когда меня назначили… э-э… викарием местного прихода, это не всем понравилось. Меня считали неподходящим кандидатом. В нашей семье был случай расстройства… ну, душевной болезни. Такое бывает, вы знаете. Об этом еще не забыли – у людей долгая память. Может быть, кто-то из молодежи решил ради забавы раскопать могилу бедного дядюшки Дэна, чтобы подразнить меня.

Элис взглянула на него сочувственно.

– Бедняга был совсем безумен. – Мартин Холмс покачал головой. – Умер в сумасшедшем доме… повесился, так мне сказали. Нельзя сказать, что я хорошо знал его… нет, почти не помню. Дядя Дэн остался для меня загадкой. Я видел его однажды в детстве, навещал вместе с отцом. Дядя хотел дать мне шиллинг, но отец не позволил. Потом он сказал, что дядя без конца твердил о дьяволах… и чудовищах. О чудовищах! – со смехом повторил священник.

Элис снова взглянула на часы.

– Ну что ж, – произнесла она. – Если это все…

– Все? – переспросил преподобный. – Да, пожалуй… Не считая того, что шутники обманулись. Бедный старый дядя Дэн…

– Обманулись?

– Ну, его там нет, – пояснил преподобный Холмс. – Тот, кто хотел его выкопать, ничего не нашел. В гробу лежат шкатулка и несколько безделушек.

При виде ошеломленного лица Элис (ей уже не хотелось уходить) Мартин с извиняющейся улыбкой кивнул.

– Я же сказал: он был безумен.

– Но где же он?

Преподобный рассмеялся, на этот раз очень тихо.

– Здесь. Прямо здесь, в церкви. Его кремировали, а потом замуровали в восточной стене, за декоративной дощечкой. Так он завещал. Мой отец счел необходимым выполнить последнюю волю брата, даже… такую странную. – Он снова помолчал, затем пробормотал: – Забавно, но он, выходит, не зря спрятался.

  27