Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
41 
И женщины всегда щурились, глядя в такие моменты на раскрасневшегося Ушастика. Ладонью прикрывались, смеялись, моргая. Словно и впрямь на солнце глядели.
Зато сам сын возницы никогда не щурился, в упор глядя на пламенное божество в небе.
— Бабы — это…
Карна тяжело вздохнул, отчаявшись найти нужные слова, и подвел итог:
— Бабы, Боец, — это бабы. Вот свожу тебя куда следует, сам поймешь.
Коренастый Боец с завистью глядел на старшего приятеля. Он очень боялся того дня, когда Карна и впрямь сводит его куда следует, но еще больше он боялся в этом признаться. Мальчишек связывала странная дружба, где каждый был одновременно и покровителем, и опекаемым. Вспыльчивый Карна по воле судьбы родился доверху набитым гордыней, достойной Миродержца, и эта гордыня весьма некстати прорывалась наружу. Чаще, чем следовало бы в окружении сплошных наследников чуть ли не всех царских семей Великой Бхараты. Поди-ка сдержись, когда за спиной корчат рожи и выкрикивают хором:
— Сутин сын! Сутин сын!
Кулаки сами лезут почесаться об очередного раджонка.
Умом-то Карна понимал: все эти пышно разодетые индюки, ученики хастинапурских воевод скорее заложники Грозного, чем знатные гости. Гарантия миролюбия их отцов, залог повиновения земель… Да и платят владетельные папаши изрядно: вроде и не дань, вроде мзда за сыновнюю науку, а возы так и прут в Город Слона!
Впору пожалеть дураков. Стерпеть, смолчать, как подобает единственно свободному меж связанных по рукам и ногам невидимыми узами…
Увы, кулаки почему-то всегда опережали умственные выводы.
Но после очередной драки упрямец-Боец вновь и вновь горой становился на защиту дерзкого Ушастика. Всем пылом яростного сердца, всем жаром не по-царски распахнутой души. Умел ненавидеть, умел и любить. Сопел, грубил наставникам, чихать хотел на свое родовое достоинство, однажды даже вовсе пригрозил массовым неповиновением в случае изгнания лучшего друга. Наставники прекрасно знали: угроза Бойца отнюдь не поза и не мальчишеская дурь. Стоило первенцу Слепца приказать… да что там приказать! Стоило ему бровью повести — и Бешеный во главе остальных девяноста восьми братьев-Кауравов слепо исполняли волю Бойца без раздумий или колебаний.
Не зря, видать, рождались в сосудах-тыковках под бдительным присмотром самого Черного Островитянина.
Наворожил, урод… в смысле, мудрец.
Приходилось терпеть, ограничиваясь поркой и вразумлением скандального Карны.
Драли, как сиддхову козу, но помогало слабо.
— А я с вами по бабам не пойду, — вдруг ляпнул Бешеный, ожесточенно кромсая кусок дерна бронзовым ножичком, подарком Карны. — Хоть режьте, не пойду. Вот.
Все еще удивлялись: захоти Бешеный, к услугам царевича были бы сотни, тысячи ножей! Из лучшего булата, с черенами, оправленными в золото, с яхонтовыми яблоками…
Ан нет, таскает эту дрянь.
— Боится! — радостно возопил Боец, ужасно довольный, что он боится не один. — Слышь, Карна: Бешеный боится!
— Ну и боюсь, — буркнул Бешеный. Подумал, ковырнул ножичком земляного червяка и добавил ни к селу ни к городу:
— Помирают от них, от баб ваших… насовсем. Вот. А я жить хочу. Я еще маленький… молодой я.
Карна не выдержал и расхохотался.
— Это ты что-то путаешь, друг-Бешеный. Не помирают, а совсем наоборот. Если, конечно, у бабы ума не достанет остеречься…
— Помирают, — стоял на своем Бешеный, морща нос, похожий на клубень растения гандуша.
— Ну, кто, кто помер? Назови хоть одного!
Бешеный презрительно цыкнул слюной на растерзанный дерн: дескать, нам это раз плюнуть!
— У дедушки Грозного сводный брат помер. Тыщу лет назад. Вот. Женили его, бедолагу, сразу на двоих, он годков семь промучился и концы отдал. Понял, Ушастик?
Карна скосился на Бойца. Тот уныло кивнул: правда, мол. Тебе хорошо, тебя родословную зубрить не заставляют… а мы-то весь гранит насквозь прогрызли, до самого Бхараты-Колесовращателя!
«Две жены? — попытался представить себе Карна. — У папы одна… и, наверное, правильно, что одна. Две просто бабы и две жены, если законные, — да, прав Бешеный, это большая разница!»
— И дядя наш от того же самого помер, — вдруг насупился Боец, испуганно глядя на брата. — Вчера, на закате. Сегодня жечь будут.
— Что, тоже от баб?
Карна удивился. Разумеется, он (как и весь Хастинапур сверху донизу) уже знал о внезапной кончине Панду-Альбиноса, отца пятерки братьев-Пандавов, заклятых врагов сутиного сына. Но причина смерти молодого и полного сил раджи была ему неизвестна.
41 
