Последние отзывы

  102  

— Так и должно было быть? — спросил Роланд.

— Что ты меч запульнешь? — воскликнул Роб. — Нет! Не должон ты был справный меч запулять в водицу!

— Нет, я про руку, — сказал Роланд. — Она вдруг…

— А, они временами появляются, — Роб Всякограб махнул рукой, как будто подводные хвататели мечей были повседневным явлением. — Но у тя теперь оружия нету!

— Но вы сами сказали, что меч не опасен для мары!

— Айе, но это как поглядать, вишь ли! — сказал Роб и заспешил вперед.

— Но ведь без меча я буду еще более геройским героем, верно? — спросил Роланд. Остальные фиглы рысцой следовали за ним.

— Текни-чески, айе, — неохотно ответил Роб Всякограб. — Но мабудь, и более мертвым.

— К тому же у меня есть План, — сказал Роланд.

— У тя есть План? — спросил Роб.

— Да, то есть айе.

— Накорябанный на бумажке?

— Я только подумал… — Роланд остановился. Зыбкие тени расступились, и перед ними оказалась большая пещера.

В центре пещеры находилась большая каменная плита, окруженная тусклым желтым свечением.

— Вот мы и пришли, — сказал Роб Всякограб. — Хорошо прогулялись, айе?

Роланд моргнул. Сотни мар кучковались вокруг плиты, но держались на некотором расстоянии, не спеша подходить поближе.

— Я вижу… там кто-то лежит, — сказал он.

— Это сама Лето, — ответил Роб. — С ней ухо востро надо держать.

— Востро?

— Ну… осторожно, — услужливо объяснил Роб. — С богинями могет быть чуток мудрено. Они дюже метафорические создания.

— А не могли бы мы просто… схватить ее и побежать? — предложил Роланд.

— Ох, айе, к энтому все и идет, — сказал Роб. — Но сначала, мистер, ты должен ее поцеловать. У тя с этим как, все в порядке?

Роланд немного напрягся, но ответил.

— Да… эээ, нормально.

— Дамочки обычно энтого и ждут, — продолжал Роб.

— И затем мы кинемся бежать? — с надеждой спросил Роланд.

— Айе, потому как именно тут-то мары и попытаются нас остановить. Не нравится им, когда люди бегут отседова. Ну, давай же, хлопец.

У меня есть План, думал Роланд, приближаясь к плите. И я буду усиленно думать о нем, а не о том, что я иду через толпу контурных чудовищ, которых можно увидеть лишь с закрытыми глазами, и не о том, что мои глаза уже слезятся. Все, что я воображаю, для них является явью, так?

Я сейчас моргну, я сейчас моргну, я сейчас…

… моргну. Они появились перед ним лишь на мгновение, но ему не сразу удалось унять дрожь. Мары были повсюду, и каждая ощеренная зубами пасть смотрела на него. Не должно быть такого, чтобы зубы могли смотреть на тебя.

Он рванулся вперед и взглянул на фигуру, лежащую в желтом свечении. Его глаза слезились от усилий, которые он прилагал, чтобы не моргнуть. Это была женщина, она ровно дышала во сне и она выглядела как Тиффани Болит.

* * *

С вершины ледяного дворца Тиффани открывался вид на многие мили вокруг и везде, куда ни погляди, лежал снег. Только на Мелу зеленело. Мел был зеленым островом посреди снега.

— Видишь, я всему научился, — сказал Зимовой. — Мел твой. Поэтому там наступит лето и ты будешь счастлива. Ты станешь моей невестой - и я буду счастлив. И всё будет хорошо. Счастье, это когда все по правилам. Теперь я человек и я в этом разбираюсь.

Не вопи, не кричи, сказал Третий Помысел. Но и не молчи, как убитая.

— О… я вижу, — ответила она. — И во всем остальном мире будет зима?

— Нет, в некоторые широты моему морозу не добраться, — ответил Зимовой. — Но в горах, на равнинах вплоть до круглого моря… да.

— Миллионы людей умрут!

— Но только один раз. Вот в чем вся прелесть. И смертей больше не будет.

И Тиффани увидела этот мир воочию, как на Страшденственской открытке: птиц, примерзших к своим веточкам; лошадей и коров, неподвижно стоящих в полях; обледенелую траву, острую, как кинжалы; мертвые трубы каминов. Мир, сверкающий, как мишура, мир без смерти, потому что умирать больше нечему.

Она осторожно кивнула.

— Очень… здравый подход, — сказала она. — Но как досадно, что ничего не будет двигаться.

— С этим просто. Снеговики, — ответил Зимовой. — Я могу сделать из них людей!

— Железа, чтобы сделать гвоздь? — сказала Тиффани.

— Да! Это все очень просто. Я даже съел сосиску! И я могу думать! Я никогда раньше не думал. Я был частью. Теперь я отделился. Только когда ты отделился, ты знаешь, кто ты такой.

  102