Пол

Позвонила моя мать из Чикаго и сказала, что у нее увели «кадиллак» с парковки у «Неймана Маркуса». Что в пятницу, то есть уже завтра, она летит в Бостон и пробудет там все выходные. Еще она сказала, что хочет, чтоб я приехал туда к ней.

— Подожди-ка. Это же завтра. У меня учеба весь день, — соврал я.

— Дорогуша, ты же можешь пропустить одно занятие и встретиться со своей матерью и Джаредами.

— И Джареды тоже будут?

— Разве я тебе не сказала? Приедет миссис Джаред, и Ричард тоже. Он уезжает на эти выходные из «Сары Лоренс».

— Ричард?

Гм, занятно будет, раздумывал я, но ведь завтра «Приоденься и присунь», и я не оставлю Шона без опеки, это не вариант.

— Ты, наверное, шутишь, — сказал я ей. — Это что, шутка?

Я привалился к стенке в телефонной будке Уэллинга. Весь день я был в городе, много часов провел в аркаде с Шоном, который пытался поставить рекорд в «Джоуст» и нещадно лажал. Мы накурились, а за обедом выпили по три пива, и я подустал. Рядом с телефоном кто-то изобразил хот-дог, сидящий в клетке, с грустными глазами и сжатым от злости ртом, тонкими ручонками обвивающий прутья. Хот-дог вопрошал: «Где моя мама?» — а внизу кто-то приписал: «Это он про колбасу».

— Давай, ты же можешь сесть в пятницу на автобус до Бостона или на поезд? — спросила она, отлично понимая, что пятница — это завтра. — Сколько это стоит? От Кэмдена до Бостона?

— У меня есть деньги. Это не проблема. Но в эти выходные? — спросил я.

— Дорогой, — она умудрилась сделать так, чтобы это прозвучало серьезно, даже на таком расстоянии, — я хочу поговорить.

— А папа что?

После этого наступила заминка, затем:

— А что папа?

— Он тоже приедет? — спросил я, потом добавил: — Я с ним месяц не разговаривал.

— Хочешь, чтобы он тоже приехал? — спросила она.

— Нет. Не знаю.

— Не переживай. Встретимся в «Риц-Карлтоне» в пятницу. Верно, дорогой? — поспешила спросить она.

— Мама, — сказал я.

— Да?

— Ты уверена, что тебе это надо?

Я сдавался. Она вдруг навела на меня такую тоску, что отказаться уже было невозможно ни при каких обстоятельствах.

— Да, дорогуша. И не переживай. До пятницы, верно? — Она помедлила и добавила: — Я хочу с тобой поговорить. Нам надо кое-что обсудить.

Интересно что?

— Ладно, — вздохнул я.

— Позвони, если будут проблемы.

— Да.

— До свидания. Люблю тебя, — сказала она.

— Да, и я тебя, — ответил я.

Она повесила трубку первой, и с минуту я стоял, а затем заехал кулаком о стену и вылетел из будки. Худшего времени моя мать еще никогда не выбирала.

По тому, как он двигается, я вижу, что он знает. Он что-то уловил, и я больше не блуждаю в потемках в роли посланника, коим являюсь. Я знаю, что он знает. То, как он оглядывает комнату, столовую, как он проходит мимо общего корпуса. Что бы он ни делал. И я думаю, я просто думаю, что он знает, что это я. Яви-дела, как он смотрел мне в лицо; эти пронзительные темные глаза сканируют комнаты, в которых он находится, и доходят до меня. Он просто боится подойти ко мне и сказать, что он чувствует? Я слушаю «Ве My Ваbу» ^[12], и танцую грустные танцы, и напеваю Его имя, и обнимаю себя. Я знаю, что я ему нравлюсь. Я это знаю. И завтра вечером на балу будет финал. Окончательный ответ…

  34