Последние отзывы

  14  

И снова зазвучала скрипка. Цветистые и тихие, надломленные и в то же время полные наивной торжественности звуки.

А за моей спиной тихо, чуть-чуть отставая от мелодии, начала подпевать Розалинда… Она напевала, и ее голос сливался с далеким голосом скрипки.

– Ты теперь его слышишь? – спросила я.

– Ага, – сказала она, привычно пожав плечами. – У тебя там завелся друг? Ну прямо соловей какой-то. И солнце его не прогнало. Конечно слышу.

С моих волос на пол капала вода. В коридоре всхлипывала Катринка, и я не могла разобрать другие два голоса – только знала, что они не женские.

– Все это просто невыносимо, просто невыносимо! – говорила Катринка. – Она сумасшедшая. Разве вы не видите? Невыносимо. Невыносимо! Невыносимо!!!

Тропинка раздвоилась. Я знала, где находится могила и на какой глубине, но не могла до нее дойти. Почему?

Его медленная мелодия звучала где-то далеко и словно слилась с самим утром, как будто мы покидали кладбище вместе. Оглянувшись, в тревожной яркой вспышке я увидела наши маленькие букетики на белом мраморном ограждении алтаря.

– Пошли, Триана! – Мама казалась такой красивой: большие глаза, волосы, убранные под берет… Тон ее голоса был спокойным, терпеливым. – Пошли, Триана!

Ты умрешь, уехав от нас, мама. Красивая, без единого седого волоса на голове. В последний раз, когда мы виделись, мне не хватило благоразумия даже поцеловать тебя на прощание. Я только обрадовалась, что ты уезжаешь, потому что устала видеть тебя вечно пьяной и больной, устала от забот о Катринке и Фей.

Мама, ты умрешь ужасной смертью – пьяная женщина, проглотившая собственный язык. А я дам жизнь маленькой девочке, очень похожей на тебя, с такими же большими круглыми глазами, прелестными висками и лобиком, и она умрет, мама, умрет, не прожив и шести лет. Умрет в окружении аппаратов, за те несколько минут, жалких несколько минут, мама, когда я попытаюсь хоть ненадолго уснуть. Ловила сон, а поймала ее смерть. Отойди от меня, сатана.^[5] О, какая мука! Мы с Розалиндой бежим вперед; мама медленно идет по плитам позади: улыбающаяся женщина, которая больше не боится темноты. Давно это было. Война еще не закончилась. Машины, медленно скользящие по Притания-стрит, похожи на горбатых жуков или сверчков.

– Я сказала, прекрати!

Я разговаривала сама с собой. Подняла руки и потрогала мокрую голову. Как ужасно находиться в этой комнате, среди нестерпимого шума, когда у тебя с волос капает вода. Как изменился голос мисс Харди. Она начала верховодить.

А на улице солнце освещало крылечки и машины, тянущиеся сплошным потоком, и старые деревянные облезлые трамваи, со звоном проезжавшие мимо меня, напоминая о драме, постигшей фуникулер в Сан-Франциско.

– Как она может так с нами поступать? – всхлипывала Катринка уже за дверью. За той самой дверью, которой она хлопнула. Теперь она голосила в коридоре.

Зазвенел звонок. Я была в дальней половине дома, поэтому даже краем глаза не могла разглядеть, кто поднялся на крыльцо.

Мне были видны только белые азалии вдоль забора до самого угла, где ограда делает поворот. Какая прелесть, какая несказанная прелесть! Все это оплачивал Карл: и садовников, и мульчу, и плотников, и молотки, и гвозди, и белую краску для колонн. И вот, пожалуйста, коринфские капители восстановлены, листья аканфа поднимаются высоко вверх и держат крышу, а потолок на крыльце выкрашен светло-голубой краской, чтобы осы решили, будто это небо, и не устраивали там гнезда.

– Идемте, милая, – прозвучал мужской голос. Я знала этого мужчину, хотя и не очень хорошо. Однако я ему доверяла, но как раз сейчас не могла припомнить, как его зовут, – возможно, мне мешали сделать это все еще доносившиеся издалека крики Катринки.

– Триана, милая.

Ну да, это же Грейди Дьюбоссон, мой адвокат. Он принарядился: костюм, галстук… И даже не выглядел сонным – напротив, он полностью контролировал выражение лица и был предельно серьезным, словно знал – как и большинство людей, находящихся здесь, – как вести себя со смертью, не отрицая ее и не надевая на себя лживую личину.

– Не волнуйтесь, Триана дорогая, – произнес он самым естественным, доверительным тоном. – Я не позволю им тронуть ни одной серебряной вилки. Поезжайте с доктором Гидри в город. Отдохните. Все равно церемония не может состояться, пока остальные не вернутся из Лондона.

– Книга Карла… Наверху осталось несколько страниц.

Снова прозвучал утешающий бас Гленна с южным акцентом:

  14