Последние отзывы

  140  

— Хамин! — сказал Гурдже, направляясь туда, где в первом ряду сидел старый верховник, крохотный и скрюченный.

Ректор казался сморщенным и смертельно больным между двумя мощными гвардейцами. Лицо его высохло и пожелтело. Один из гвардейцев вытянул вперед руку, останавливая Гурдже, и тот встал перед скамьей и присел, заглядывая в лицо старого ректора.

— Хамин, вы меня слышите?

Ему опять пришла в голову нелепая мысль, что верховник мертв, но тут маленькие глаза сверкнули, один из них открылся — желто-красный и влажный от прозрачных выделений. Сморщенная голова чуть шевельнулась.

— Гурдже…

Глаз закрылся, голова упала. Гурдже почувствовал чью-то руку у себя на плече — его отвели к его месту у края доски.

Балконные окна главного зала были закрыты, стекла подрагивали в металлических рамах, но ставни еще не были опущены. Снаружи, под свинцовым небом, высокие золоцветы сотрясались под порывами ветра, низкий вой которого служил фоном для разговоров и топота людей, все еще пробирающихся на свои места.

— А не пора ли закрыть ставни? — спросил Гурдже у автономника, садясь на свой стул.

Флер-Имсахо, потрескивая и жужжа, парил в воздухе у него за спиной. Судья с помощниками проверяли позицию на доске.

— Да, — сказал Флер-Имсахо. — Огонь в двух часах отсюда. Они могут опустить ставни в последнюю минуту, если захотят, но обычно это делают раньше. Я присмотрю за этим, Гурдже. По закону на этом этапе императору не разрешается прибегать к физической опции, но тут творится что-то странное. Я это чую.

Гурдже хотел сказать что-то язвительное относительное чутья автономника, но в животе у него забурчало, и он тоже почувствовал, что здесь творится нечто странное.

Он посмотрел на скамью, где сидел Хамин. Высохший верховник не шелохнулся. Глаза его все еще были закрыты.

— Что-то еще, — сказал Флер-Имсахо.

— Что?

— На потолке смонтировали дополнительное оборудование.

Гурдже поднял глаза так, чтобы это было не очень заметно. Мешанина всевозможных приборов подавления и экранирования сигналов на первый взгляд была такой же, как раньше. Правда, Гурдже никогда не разглядывал их внимательно.

— Что за оборудование?

— Не могу понять, и это необычно. Это меня тревожит. И еще полковник гвардии с оптическим дистанционным микрофоном.

— Тот офицер, что говорит с Никозаром?

— Да. Разве это не против правил?

— Похоже.

— Не хотите подать протест судье?

Судья стоял у края доски между двумя плечистыми гвардейцами. Вид у него был испуганный и мрачный. Наконец судья посмотрел туда, где стоял Гурдже, но как будто сквозь него.

— У меня такое чувство, — прошептал Гурдже, — что это мало чем поможет.

— У меня тоже. Хотите, вызову корабль?

— Он может добраться сюда до начала пожара?

— Еле-еле успеет.

Гурдже не стал долго раздумывать.

— Вызывайте.

— Сигнал отправлен. Вы помните это упражнение с имплантом?

— Прекрасно помню.

— Отлично, — язвительно сказал Флер-Имсахо. — Высокоскоростное перемещение из враждебной среды с элементами непонятного эффекторного оборудования. Как раз то, что мне нужно.

Зал заполнился, и двери закрылись. Судья сердито посмотрел на гвардейца-полковника, стоящего рядом с Никозаром. Офицер время от времени едва заметно кивал. Судья объявил о возобновлении игры.

Никозар сделал два малозначительных хода. Гурдже не понимал, какую цель преследует император. Видимо, пытается что-то сделать. Но что? Это не имело никакого отношения к выигрышу. Он попытался поймать взгляд Никозара, но верховник не желал смотреть на него. Гурдже потер разбитую губу и щеку. «Я невидим», — подумал он.

Золоцветы раскачивались и дрожали на ветру, их листья выросли до предельного размера, теперь их хлестал ветер. Листья сливались воедино, казались огромным тупым желтым существом, дрожащим и выжидающим за стенами замка. Гурдже чувствовал, что зрители в зале беспокойно шевелятся, что-то бормочут друг другу, поглядывают на окна, пока не закрытые ставнями. Гвардейцы стояли у выходов из зала, держа оружие на изготовку.

Никозар сделал несколько ходов, разместив карты стихий в определенных местах. Гурдже никак не мог понять смысла этого. Шум ветра за содрогающимися окнами был настолько силен, что в нем тонули голоса людей. Воздух был насыщен запахом летучих золоцветовых соков, несколько сухих листьев как-то проникли в зал и теперь парили, плыли, кружились в воздухе.

  140