Последние отзывы

  11  

— Она же хотела ее заморозить.

— Да ладно. Обошлось, и слава богу.

— Нет, я хочу знать, зачем она это сделала.

— Она завидует сестре. У нее из-за этого комплекс неполноценности.

Я слышала, как мать полушепотом увещевает отца, кляла жизнь за то, что меня угораздило родиться в такой семье, и заливалась слезами.

Вы спросите, почему я это проглотила, почему ничего не сказала матери? Не знаю, просто нечего было сказать. Я не понимала, что со мной творится. Быть может, не хотелось признаваться, что я уже давно ненавижу Юрико. Ведь в меня так долго вдалбливали: раз она младшая — значит, я должна ее любить.

После случая в горячем источнике и той вечеринки я словно разом избавилась от давившего на меня чувства долга. Как будто ничего другого не оставалось, только высказаться, показать, что терпение мое лопнуло, что мне очень паршиво. Без этого, наверное, я не смогла бы жить дальше. Скажете, я ошибаюсь? Все может быть. И не надо думать, будто никто не в состоянии понять того, что я испытала.

На следующее утро, когда я проснулась, Юрико нигде не было. Мать с недовольной физиономией хлопотала внизу — заливала в обогреватель керосин. Сидевший за столом отец, увидев меня, поднялся.

— Ты сказала Юрико: «Чтоб ты сдохла»? — спросил он, дыша на меня кофе.

Я не ответила, и отец вдруг влепил мне пощечину своей тяжелой пятерней. От звонкого удара запылали уши, боль пронзила щеку. Я закрыла лицо руками — он запросто мог врезать еще. Мне от него доставалось, даже когда я была еще совсем маленькой. Сначала телесное наказание, потом — взрыв эмоций. Поэтому я всегда старалась быть наготове.

— Ведь ты виновата! Признавайся!

У отца было довольно примитивное представление о вине. Ругая меня, Юрико или мать, он всегда требовал, чтобы мы признались, что виноваты. В детском саду меня научили говорить «извините», когда сделаешь что-то плохое. Тогда в ответ тебе скажут: «Ничего». Но у нас дома это не работало. Таких слов в нашей семье не водилось, из всего раздувалась целая история. Юрико — неизвестно кто, а я должна в чем-то признаваться? С какой стати? Наверное, отец увидел в моем лице вызов и снова со всей силы хлестнул меня по лицу. Я упала на пол, перед глазами промелькнул застывший профиль матери. Она и не думала заступаться за меня; притворилась, будто ничего не замечает, только и думала, как бы не пролить керосин. Я быстро вскочила, взбежала по лестнице на второй этаж и заперлась у себя.

Через какое-то время внизу все смолкло. Отец, похоже, куда-то ушел, и я на цыпочках вышла из комнаты. Матери тоже не было видно. Пользуясь моментом, я пробралась на кухню и стала есть рис из рисоварки, прямо руками. Залпом выпила пакетик апельсинового сока из холодильника. Там стояла кастрюля с оставшимся после обеда бигосом, в котором плавал белый застывший жир. Я плюнула в кастрюлю. Слюна, смешанная с апельсиновым соком, прилипла к ошметкам разварившейся капусты. Мне стало весело. Отец ужас как любил бигос с разваренной капустой.

Открылась дверь в прихожей, я подняла голову. На пороге стояла Юрико. В том же свитере, что и накануне, а на голове — белая мохеровая шапка, которой я раньше не видела. Не иначе, Масами-сан дала. Шапка, пропахшая духами хозяйки, была немного велика сестре и сползла на лоб. Я еще раз взглянула ей в глаза, чтобы убедиться: я вижу перед собой то же, что и вчера. Красивого ребенка с глазами, от которых мороз пробирает по коже. Не сказав мне ни слова, Юрико поднялась на второй этаж. Устроившись на диване, я включила телевизор и стала смотреть новогоднюю юмористическую программу. Через некоторое время на пороге показалась Юрико с рюкзаком за плечами. В руках она держала свою любимую игрушку — плюшевую собачку Снупи.

— Я ухожу к Джонсонам. Я им про тебя рассказала, они говорят, что с тобой опасно и мне лучше побыть у них.

— Вот и хорошо! Можешь вообще не возвращаться, — проговорила я с облегчением.

Юрико прожила у Джонсонов все новогодние каникулы. Как-то раз я встретила на дороге Джонсона и Масами. Они помахали мне с улыбкой:

— Привет!

— Здрасьте!

Я широко ухмыльнулась в ответ, а сама подумала: «Какой же ты идиот, Джонсон. И жена твоя дура». Как было бы здорово, если бы Юрико так и осталась у Джонсонов, если бы эта идиотская семейка ее удочерила.

4

На следующий год предприятие моего папочки накрылось. Хотя какое уж там предприятие. Просто обанкротилась вся его торговля. Становясь богаче, японцы стали обращать больше внимания на качество импортных кондитерских изделий и перестали брать сладости, которые привозил отец. Он закрыл фирму, и, чтобы расплатиться с огромными долгами, пришлось все продать. Естественно, ушла наша горная хижина, а вместе с ней — маленький домик в Кита-Синагава, автомобиль. В общем, все-все.

  11