Последние отзывы

  17  

Дверь ванной открылась, появился Харви, в руках он держал платье мисс Дрю, ее белье, чулки и туфли, — все это он нес в охапке на вытянутых руках, потом бросил в мусорную корзину и отряхнул руки, вид у него был очень кислый. В дальнем конце комнаты он открыл еще одну дверь, за которой и скрылся, загорелся свет, это оказался громадный стенной шкаф, он вышел оттуда с чемоданом и швырнул его на кровать. Затем сел рядом с ним, закинул ногу на ногу, обхватил руками колено и стал ждать. И я ждал на своем стуле. И тут она вышла из ванной, завернутая в большое полотенце, подоткнутое под ключицей, еще одно полотенце красовалось на голове в виде тюрбана.

Спор у них шел о ее поведении. Он сказал, что она себя ведет скверно и непредсказуемо. Ведь это она настояла, чтобы они приняли приглашение на завтрашний ужин. Чего уж говорить о гребных гонках в выходные дни! Она что, хочет рассориться со всеми друзьями? Он говорил очень убедительно, но не учитывал меня, а мисс Лола, мисс Дрю, вела спор и одновременно одевалась. Встав напротив трюмо, она скинула с себя большое полотенце; она, конечно, была выше и стройнее, может, и ягодицы у нее были помягче и поровнее, но я узнал прекрасную бороздку на спине как у моей грязной малышки Ребекки, и все другие части тела были те же, что и у Ребекки, и целое представляло собой знакомое женское тело; я не знаю, чего я ожидал, но она оказалась простой смертной с розоватым от горячей воды телом; застегнув пояс, она подняла тонкую белую ногу, осторожно, но ловко надела чулок, потом, шевеля пальцами ног, разгладила его, следя, чтобы шов оставался ровным, опустила ногу, чуть выпятила бедро и прикрепила чулок к металлической застежке, свисавшей с пояса, надев чулки, она задрала одну ногу и просунула ее в белые сатиновые трусы, затем проделала то же самое с другой, быстро натянула трусы на себя и щелкнула резинкой, и было в этом жесте что-то от привычной уверенности женского одевания, от извечного женского предположения, что резинка — это броня, которая защитит их от войн, бунтов, голода, наводнений, засух и сияющей арктической ночи. Ее тело все больше покрывалось одеждой; на бедра она накинула юбку и застегнула сбоку молнию, на ноги надела туфли на высоких каблуках, а потом, одетая только до пояса и все еще не сняв тюрбана с головы, начала собирать вещи, ходить от трюмо и открытых ящиков к чемодану и обратно, быстро принимая решения и энергично их выполняя; при этом она не переставала говорить, что ей глубоко наплевать на то, что подумают ее друзья, что они здесь вообще ни при чем, что она будет встречаться с кем пожелает и он прекрасно знает это, так что нечего поднимать шум, его нытье начинает надоедать ей. Захлопнув крышку кожаного чемодана, она застегнула две бронзовые застежки. Я думал, что слышал почти все, что происходило между мисс Лолой и мистером Шульцем в трюме буксира, но оказывается, что нет; они заключили между собой пакт, который она твердо намеревалась соблюдать.

— Я говорю о порядке, только о необходимости хоть какого-то порядка, — твердил этот тип Харви, хотя безо всякой надежды уговорить ее. — Ты нас всех погубишь, — пробормотал он. — Ведь дело совсем не в том, что тебе хочется устроить небольшой скандальчик, а? Ты очень умная, очень своенравная бестия, но всему есть предел, дорогая, всему. Ты, в конце концов, сломаешь себе шею, и что тогда? Будешь ждать, когда я приду к тебе на помощь?

— Не смеши меня.

И она села, голая до пояса, перед зеркалом за туалетный столик, сняла с головы полотенце, провела несколько раз гребнем по ежику своих волос, намазала губы помадой, нашла рубашку и накинула ее на себя, надела поверх блузку, заправила ее в юбку, надела на блузку жакет, на руки — пару браслетов, на шею — ожерелье, встала и впервые взглянула на меня, новая женщина, мисс Лола, мисс Дрю, в глазах ее застыла ужасная решимость, мне еще не приходилось видеть, чтобы женщина одевалась во все кремовое и голубое, собираясь убежать с убийцей своих грез.

Сейчас три часа ночи, и мы несемся по шоссе 22 в горы, где я ни разу не был, я сижу на переднем сиденье рядом с водителем Микки, а мистер Шульц и леди — сзади с бокалами шампанского в руках. Он рассказывает ей историю своей жизни. В сотне ярдов за нами идет машина с Ирвингом, Лулу Розенкранцем и мистером Аббадаббой Берманом. Это была долгая и важная ночь в моем образовании, но многое еще впереди, я еду в горы, мистер Шульц знакомит меня с миром, он как годовой комплект журнала «Нэшнл джиогрэфик», правда, я пока видел только белые женские сиськи, контуры океанского дна и белой мисс Дрю, а теперь вижу контуры черных гор. Впервые в жизни я осознал место города в мире, это надо было бы давно понять, но я раньше об этом не задумывался, я еще не уезжал из города, никогда не смотрел на него издалека, город — это остановка в земноводном путешествии, это место, куда мы вылезаем, покрытые липкой грязью, где мы греемся на солнце и едим, и оставляем свои следы, и танцуем, и сбрасываем нашу чешую, прежде чем отправиться в черные горы, где дуют сильные ветры и нет дождей. И когда мои глаза начинают слипаться, я слышу легкий свист ветра в щелке окна — я его чуть приоткрыл, повернув ручку, — и даже не свист, а тихий посвист, как бы про себя, и басовый рокот восьмицилиндрового мотора, и скрипучий голос мистера Шульца, рассказывающего, как он грабил карточных шулеров в молодости, и шорох шин по сырому шоссе — мозг мой протестует против всех этих шумов; сложив руки на груди и опустив голову, я слышу еще один, последний, смешок, но уже ничего не могу с собой поделать, ведь сейчас три часа утра, удивительного утра моей жизни, а я еще совсем не спал.

  17