Последние отзывы

  10  

— Что нам необходимо, так это возвращение к марксизму, к раннему Марксу. Разумеется, марксизм родился, когда Маркс и Энгельс увидели в Манчестере умирающую от голода бедноту. Мы должны отказаться от нашей отвратительной, тупой, алчной буржуазной цивилизации. Капитализм должен уйти. Вы только посмотрите на наше безмозглое правительство…

— Что касается бедноты, я с тобой согласна, — перебила его Милдред, — и наши несчастные лидеры действительно находятся в затруднительном положении, но мы должны придерживаться своих моральных устоев, воспитывать и одухотворять политиков, но главное — мы обязаны, пока не поздно, выработать доступную версию христианства…

— Поздно. Ты, прилежная ученица дядюшки Тима, поклоняешься Лоренсу. Симона Вейль^[12] тоже ему поклонялась, во всяком случае, бедняжка так и не узнала, что он был лжецом и мошенником.

— Ничего подобного! — воскликнула Милдред. — Он сам был обманут, он не знал, что не сможет помочь арабам.

— Неужели ты веришь хоть единому слову о том, что случилось в Дераа?

— Я верю, — вступил в спор Бенет.

Это был болезненный вопрос, вокруг которого у них часто возникали споры.

— Его обманула собственная иллюзия, он пережил свою славу и до конца жизни казнил себя, а потом покончил с собой…

— Он не покончил с собой, — перебил Оуэна Бенет. — Произошел несчастный случай.

— Разумеется, на свете существует такая вещь, как искупительное страдание, — сказала Милдред, — но…

— Никакого искупительного страдания нет, — возразил Оуэн, — только угрызения совести. Угрызения совести — вот что реально. Дядюшка Тим это прекрасно знал, а ваш, Бенет, приятель — философ Хайдеггер, если, конечно, он не антихрист…

— Он не мой приятель, — вскинулся Бенет. — И рискну заметить, что он был-таки антихристом.

— Но вы его обожаете, — продолжал подначивать Оуэн. — Вы погружаетесь в пучину греха!

Бенет улыбнулся.

— Думаю, наступило время возродить авторитет философии и теологии, — сказала Милдред, — и христианству не грех кое-что перенять у восточных религий, а они, в свою очередь, должны…

— В таком случае, — не дал ей договорить Оуэн, — останутся только две мировые религии: твое овосточенное христианство и ислам. Вы не согласны, Туан?

— И иудаизм, — кивнул Туан. — Я верю, что…

— Да, конечно, и иудаизм, — согласился Оуэн. — Гераклит был прав: в будущем нас ждет полное уничтожение; войны правят миром, война — неизбежная необходимость, она все ставит на свои места. Кафка тоже был прав: все мы — заключенные исправительной колонии, за фасадом нашей прогнившей буржуазной цивилизации скрывается мир невыразимой боли, ужаса и греха, и только он реален.

— Хорошо, что ты вспомнил о грехе, — пробормотала Милдред.

— Вы действительно в это верите? — спросил Оуэна Эдвард.

— Он верит в романтический героизм и обожает discuter les idées générates avec les femmes supérieures^[13],— ответил за Оуэна Бенет.

— Все это не шутки! — встала на защиту Оуэна Милдред.

— Ну ладно, полагаю, мы порядочно перебрали и нам не стоит продолжать этот спор! — примирительно сказал Бенет. — Давайте выйдем в сад, вдохнем полной грудью и насладимся красотами природы. Предлагаю выпить стоя: сначала — наш обычный тост, потом — еще один, особый.

Участники застолья задвигали стульями, вставая.

— Первый — за дорогого дядюшку Тима, которого все мы любим и чей дух все еще с нами, — продолжил Бенет.

— За дядюшку Тима!

Все торжественно подняли бокалы, выпили и остались стоять в ожидании. После короткой паузы Бенет провозгласил:

— А теперь давайте выпьем за здоровье нашего дорогого друга и соседа Эдварда Лэнниона и его отсутствующей невесты Мэриан Берран, которая завтра к этому времени станет миссис Лэннион! Пожелаем этим двум чудесным молодым людям долгой и счастливой жизни, замечательных детей, а всем нам — иметь честь и удовольствие разделить с ними их радость и благоденствие. За Мэриан и Эдварда!

— За Мэриан и Эдварда! — подхватили все.

Пока Бенет произносил свой тост, Эдвард, бледный, почти испуганный, показавшийся вдруг совсем юным, не знающий, сесть ли ему или продолжать стоять, сначала опустил, потом поднял голову и окинул компанию каким-то благодарно-тревожным взглядом. Бенет, испугавшийся, что Эдвард может счесть себя обязанным произнести ответную речь, поспешил добавить:

  10