Последние отзывы

  23  

— Но потом муж мой, Идзанаги, загородил его валуном. И так я навеки оказалась запертой в Ёми-но-куни.

Речь у нее грубовата, и в голосе сквозит отчаяние. Когда Идзанами сердится, голубоватое сияние, окутывающее ее, усиливается. Чтобы не видеть сияния, я отвожу взгляд и спрашиваю:

— Госпожа Идзанами, вы сказали, что вас здесь заперли. Значит ли это, что раньше вы могли входить и выходить отсюда?

Я бы солгала, сказав, что потеряла малейшую надежду выйти отсюда. Стыдно признаться, но, даже умерев и оставшись без тела, мне хотелось еще хоть разок вернуться в бренный мир и узнать, как сложилась судьба Махито и Яёи. И еще мне хотелось понять, почему Махито так поступил со мной, увидеть своими глазами, как растет дочка.

— Из внешнего мира сюда при желании попасть несложно.

Идзанами стоит спиной к валуну, через который пробивается лучик света. Она худая, как высохшая ветка, но в ней чувствуется достоинство. Идзанами высоко поднимает руку и указывает на темный туннель, простирающийся перед ней.

— Намима, а теперь по этой дороге мы пойдем во дворец в царстве мертвых. Правда, там ничего нет, кроме леденящего холода и темноты. А ведь, знаешь, мы с Идзанаги были дружной семейной парой. Но умерла я одна, — с горечью произносит она.

Я смотрю на темный-претемный туннель, ведущий в глубь земли. Туннель-могила. Похоже, придется мне на веки вечные поселиться в Ёми-но-куни, в этом подземелье, и прислуживать богине. Тоска с новой силой захлестывает меня, когда я осознаю это снова.

На острове умершие находились на Площади усопших до тех пор, пока не успокаивались их души. Затем ждали своей очереди и уходили на дно морское. На оборотной стороне острова находился мир мертвых. Считалось, что солнце ходит по кругу. Другими словами, поднимается над морем утром, а вечером садится в море и проходит под островом. Поэтому каждый раз, когда я ныряла в волны и чувствовала, что этот прекрасный и щедрый мир принадлежит усопшим, на меня нисходила благодать. И хотя глубоко на дне морском не светило солнце, по крайней мере там росли водоросли и лежал белый песок. Прохладная морская вода, легкая как воздух, поглаживала тела усопших. Здесь же, в Ёми-но-куни, нет ни стай рыбок, покусывающих тело, ни мягких водорослей, обвивающихся вокруг ног — нет ничего, только тьма, сырость и запах земли.

Я еще раз задаю тот же вопрос:

— Госпожа Идзанами, выходит, что умершие не могут выходить отсюда?

— Пока путь преграждает валун, усопшие должны оставаться в этой холодной темной могильной яме на веки вечные, — продолжая идти дальше, откликается Идзанами, даже не оглянувшись.

Валун. Вот и доказательство существования места, «разделяющего миры». Я вспоминаю, что и у нас на острове была большая скала — «Знак». Точка, откуда тропинка вела к северному мысу. «Знак» давал человеку понять, что дальше ему прохода нет, а я зашла за «Знак» и, в конце концов, оказалась здесь, в царстве мертвых. Душа моя разрывалась от тоски.

— И все же один способ выйти отсюда есть, — неожиданно говорит Идзанами, оборачиваясь и глядя мне в глаза, будто пытаясь разглядеть мои истинные намерения. — Ты, что же, хочешь выйти наружу, Намима? Даже если ты и выйдешь, то ты не будешь выглядеть так, как выглядела при жизни. Если же ты и на это согласна, могу рассказать, как это сделать.

Идзанами пожимает плечами, поняв, что меня мучат сомнения.

— Но я бы тебе не советовала. Что толку выходить отсюда — только позавидовать живым, да погоревать, почему так, а не иначе прожила свою единственную жизнь. Да. кстати, Намима, в Ёми-но-куни попадают только те души, которым некуда идти. Те, кому не дают упокоиться обиды и воспоминания.

А ведь и правда. Я обижена на Махито, и все мои мысли о Яёи. Так что я, как никто другой, подходила для Ёми-но-куни.

3

Если прислушаться, то где-то в кромешной тьме совсем тихо изредка слышался звук, напоминающий плеск волн. Доносился он далеко-далеко, как биение пульса большой земли. Каждый раз, когда я слышала его, мне, вы росшей на острове, становилось неспокойно, будто что-то бередило мою душу. Остров, где я родилась, был прекрасен своим белоснежным коралловым песком, в котором отражалось солнце, но был он настолько мал, что, казалось, однажды, разразись буря, море проглотит его. Люди жили в нищете, еды на всех не хватало, и шум волн на острове слышен был всегда. Так что не было ничего удивительного в том, что в холодном подземелье, куда не проникали лучи солнца и где никакого моря не было и в помине, эти звуки терзали мою душу.

  23