очень нудно 
156 
Снова наступила такая тишина, что слышно было тиканье часов на руке.
И вдруг тишину эту разорвал резкий звонок. Звонил телефон на столе. Они оба с каким-то испугом смотрели на белый аппарат. Наконец Валентина Андреевна схватила трубку.
Звонила Ира. Ее разыскали на институтском балу, чтоб сообщить о несчастье с братом. Узнала голос матери, заплакала: что со Славиком?
Кирилл поразился, как рассудительно, почти спокойно отвечала жена:
— Ничего, Ирочка. Не плачь. — И повторила его слова: — Все будет хорошо. Перевернулась машина. Перелом руки. Антон Кузьмич оперирует… Не пускает? Дай трубку вахтеру. — Она долго и терпеливо уговаривала дежурного разрешить пройти дочери. Но тот был неумолим. Ни просьбы, ни доводы не помогли. — Подожди там, Ирок. Антон Кузьмич разрешит, — успокаивала она дочку, когда та опять взяла трубку. — Что? Не думай об этом. Я знаю, что ты любишь его.
Валентина Андреевна положила трубку и совсем обессиленная опустилась на кушетку.
— Как жестоки люди. Этот старик — прямо чурбан. «Не могу», — и все.
— Он выполняет свои обязанности. После долгой паузы она сказала:
— У нас хорошие дети, Кирилл. Ира так мучается из-за того, что они ссорились.
Валентина Андреевна заплакала, по-детски всхлипывая.
— Не надо, Валя. Ты же сама сказала: все будет хорошо.
— Оставь, пожалуйста!
Снова они сидели молча. Думали об одном.
Шаги в коридоре — быстрые, легкие, и все же от поступи этой, казалось, дрожат стены и звенит стекла. Ярош!
Оба сразу вскочили. Ждали, как верховного судью, — со страхом и надеждой.
Антон Кузьмич в дверях привычным движением сдвинул повязку на подбородок. Вид его, суровый и величественный, в белой шапочке и желтоватом халате, испугал Валентину Андреевну. Она застыла с немым вопросом на лице, в глазах.
— Ничего. Организм молодой, здоровый. Оперировали своевременно. Справится.
Мать обрадовал его бодрый голос, его уверенность, но в то же время неприятно поразило: лучший друг семьи говорит о Славике, как об обычном больном.
— Меня беспокоила рана на голове. Но она пустяковая. Рассек, очевидно, козырьком. А так — сломано всего три ребра…
«Всего!» — ужаснулась Валентина Андреевна.
— …Перелом руки… Шок. Травматический. Это нам не очень нравится, но ничего. Пустим в ход все средства. — Ярош тяжко опустился — даже застонали пружины — в кресло, где только что сидел Кирилл, закинул ногу на ногу, достал из-под халата часы, глянул: — О-о! С Новым годом, друзья мои!
— С Новым… — горько улыбнулась Валентина Андреевна.
— Не вешай нос, Валя. Пришел Новый год, придут и новые радости. Надо нам с тобой, Кирилл, хоть спирта по мензурке хлопнуть в честь Нового года.
— Надо, — хмуро согласился Шикович. Валентине Андреевне, которая отнюдь не была ханжой, в этот момент казалось, что она возненавидела их, и мужа и доктора, который спас ее сына, за то, что сейчас, когда Славик, может быть, на волосок от смерти, они могут думать о спирте. Кощунство!
— Туда можно, Антон Кузьмич?
— Нельзя. Накладывают швы. Перевязывают. Зачем матери смотреть на это? Скоро его перевезут в палату.
— Ты неумолим.
— Я неумолим. Папироска есть, Кирилл?
Зная, что Ярош курит только в исключительных случаях, Валентина Андреевна вдруг поняла, какой нелегкой для него была операция, и тут же простила и спирт, и равнодушно-грубый тон.
В коридоре зашуршали шины хирургической коляски. Мать бросилась к двери. Люди в белом провезли коляску мимо нее. Она не увидела Славика — одни бинты. Ужаснулась, но не закричала, не заплакала. Молча, осторожно ступая, пошла следом. В дверях послеоперационной палаты ее руку сжала чья-то ласковая, нежная и холодная рука. Валентина Андреевна повернула голову. Знакомые глаза смотрели на нее с мягким сочувствием, тем мудрым женским сочувствием, которое не углубляет боль, не растравляет раны, а приносит успокоение и надежду: рядом добрые люди, они отгонят беду..
39
Последней мыслью было: «Только б не загорелось. И не заклинило бы дверцы».
Правда, в милицейской машине Славик пришел в себя и стал громко ругать милицию. Даже попытался выскочить, чем очень рассердил доброго начальника. А потом наступила другая фаза шока: полное безразличие ко всему на свете. Врач районной больницы безошибочно поставила диагноз и встревожилась за жизнь пациента, хотя ей и сказали, что это известный вор-рецидивист, который умело притворяется: полчаса назад кричал и рвался из машины, а теперь, вишь, лежит, будто неживой.
156 
