очень нудно 
54 
Лишь через пять-шесть секунд я ощутил молчание, которое последовало за моим ответом, и повернулся. Я увидел, как ее лицо мертвеет, и понял, что все кончено, еще прежде, чем она подошла ко мне, словно пифия, цедя сквозь зубы жуткие слова:
– Ты ведь еще вчера знал об этом, правда? И храбрость в тебе разыгралась, потому как ты был уверен, что без денег не останешься, заработаешь их? Ты собирался уйти… ну конечно, ведь нужды больше во мне не было? Но когда увидел чек на общий счет, все-таки заколебался, ты подумал: «Ах, как жаль!» А я вот не понимала, отчего ты так расхрабрился, никак не могла понять!..
Теперь встал я. Я стоял рядом со своим фортепиано и озадаченно смотрел на нее. Просто озадаченно, и ничего больше. Это еще сильнее вывело ее из себя: она подбежала к фортепиано, стала стучать кулаком по клавишам, царапать его ногтями.
– Ты считаешь себя очень хитрым, а? Ну так вот, я тебе скажу одну вещь: если эта чертова музыка пройдет, тем лучше для тебя! Потому что чек, этот пресловутый чек, который я тебе дала вчера… да я его опротестую, дружочек! Когда опротестовывают чек по общему счету, поверь, это так просто с рук не сходит. А ты решил, что, если за ночь дают миллион долларов, можно и постараться? Ты считаешь себя хитрым? А меня идиоткой, идиоткой, идиоткой?
Она вопила все громче: «Идиоткой, идиоткой?» Она вопила, металась полуголая, она была омерзительна. Чтобы больше ее не видеть, я выбежал в коридор. Теперь я уже не спасался ни от злонамеренности, ни от глупости, ни от жестокости – ни от каких-то абстракций, а убегал от полоумной женщины, которая меня не любила и слишком громко орала. У входа я подхватил свои чемоданы, бросил их в машину и отчалил. Через десять минут я выезжал уже из Парижа у Порт д'Орлеан.
За городом было красиво, зелено – настоящий Писсарро; и, опустив все стекла в машине, я вдыхал запах влажной октябрьской земли. У меня еще оставалось пять тысяч франков; я постараюсь растянуть их, чтобы как можно дольше катить себе по дорогам. Когда растрачу все до последнего су, найду Кориолана. А пока мне нужно проветриться.
Около десяти солнце выглянуло из облаков, и я подумал, что если у моей новой музыки будет успех и я снова разбогатею, то куплю себе машину с открытым верхом. В одиннадцать я был в окрестностях Санса, и джазовый концерт, который я слушал по радио, закончился. Я захотел насвистеть свою новую мелодию, но не мог ее вспомнить. Как ни старался, все напрасно; тогда я позвонил Кориолану: он куда-то вышел. Наконец вспомнил о дюжине нотных записей мелодии, припрятанных в студии, и решил позвонить Одиль; она достаточно разбиралась в сольфеджио, чтобы напеть мне тему. Одиль долго не подходила к телефону, когда же она сняла трубку, я долго не мог разобрать сквозь ее рыдания, что сразу после моего ухода Лоранс выбросилась из окна и разбилась насмерть. Но прежде чем выпрыгнуть, она переоделась в более подходящее домашнее платье.
Автострада была заполнена мчавшимися машинами. Я с трудом смог развернуться и поехать в Париж. На полпути припомнил свою музыку. И насвистывал ее до самого бульвара Распай.
54 
