очень нудно 
48 
Я спешил, понимая, что не смогу при Лоранс складывать и перекладывать эти будущие сувениры, даже если они из габардина. Время от времени, чтобы увериться, что имею право на свои действия, наклонялся к еженедельнику, который лежал раскрытым на моей кровати, и вычитывал из ее интервью что-нибудь наугад: «Хотя она теряла все: семью, друзей, мир, – молодая женщина никогда об этом не жалела; она знала, что этот мужчина заменит ей все, как и она ему все заменит». Ну и что она хотела этим сказать? Неужели она воображала, что «заменила для меня весь мир» и, кроме нее, мне больше ничего не нужно? Я никогда не считал себя способным заменить собой весь мир для кого бы то ни было и не думал никогда, что кто-нибудь вообще на такое способен, к тому же в некотором роде я бы себе этого и не пожелал. Ее идиотская претензия страшно меня взбесила. Я перелистнул страницу: «Они встретились в одном кафе на Монпарнасе. Она увидела одинокого, худого и молчаливого юношу, в которого сразу же влюбилась, как и он в нее, – с первого взгляда».
Действительно, мы встретились в кафе на Монпарнасе, где я на всю катушку развлекался с моими приятелями-весельчаками, бренча на пианино. Она пришла со своей подружкой, флиртовавшей с кем-то из нас, и Лоранс буквально присосалась к нашей компании; она из кожи вон лезла, чтобы за нами увязаться, и, по правде говоря, мы не знали, как от нее избавиться. Мы с Корнелиусом даже разыграли ее в кости, эту дорогую Лоранс, и я ее выиграл (если я могу назвать это выигрышем). Да, она влюбилась в меня с первого взгляда, но мне понадобились недели, чтобы разглядеть ее и попривыкнуть. Первый раз я с недоверием лег с ней в постель, настолько она мне показалась воплощенным архетипом дамочки из буржуазной среды, так что темперамент Лоранс оказался для меня счастливым сюрпризом…
Я упаковал рубашки, книги, шейные платки, пластинки, фотоаппарат, лотерейные билеты, карточки лото. Оставил лишь «Стейнвей» и несколько пар слишком теплых носков, все равно я их терпеть не могу. Оба чемодана закрылись без особого напряжения: у меня полный комплект одежды, но ничего лишнего. И без малейшего угрызения совести я забрал четыре пары запонок, булавку для галстука и часы – мои военные трофеи. Прихвачу и машину (с упоением, что страховка за нее заплачена и на полгода я лишен забот по этому поводу). «Уж миллиона долларов за все это вполне достаточно», – подумал я, не без удовольствия ощущая всю свою гнусность.
Собравшись, упаковавшись, я натянул знаменитый коричневый костюм в стиле Аль Капоне и посмотрел на себя в зеркало. И мне показалось, что я уже помолодел. Я подошел к фортепиано – единственное, чего мне здесь было жаль, – и стал меланхолично наигрывать странный мотивчик на основе привязавшегося ко мне аккорда. Пока я так и сяк обыгрывал эти три ноты, в окно забарабанил дождь и, словно град пощечин и поцелуев, обрушился настоящий ливень. Я распахнул окно, высунулся – теплые струи омыли мне лицо, и целую минуту я смотрел на дождь, слушал его шум, потом аккуратно и тщательно закрыл створки, чтобы не испортить ковер. Развернулся, взял свои чемоданы и вышел в коридор. Я бы предпочел попрощаться с Лоранс, но дожидаться ее у меня не хватило бы терпения. В любом случае мне безразлично все, что она могла бы сказать; и без малейшего удовольствия я услышал, как она меня окликнула из своей комнаты:
– Венсан?
Я вздохнул, поставил чемоданы и вошел к ней. В комнате горел только ночник, словно обещая ночь любви, и по-прежнему все обволакивал аромат ее духов. Я глубоко вдохнул его, будто хотел удостовериться, что эти чары надо мной уже не властны. Семь лет я прожил в этой вязкой атмосфере… как странно…
– Да?
Лоранс в белом свитере, который ей очень шел, сидела на постели, поджав ноги, и мяла в руках летний пестренький платочек.
– Присядь, пожалуйста, – сказала она. – Ты куда собрался?
– Ухожу, – объявил я ровным голосом, присаживаясь на кровать. – Мои чемоданы у дверей, и я рад, что застал тебя, мне самому не хотелось уйти, не предупредив.
– Уходишь, ты уходишь?
Ее лицо страшно исказилось от изумления. Оно буквально оцепенело, и прямо на моих глазах, как это бывает в романах или фильмах, гримаса животного страха обезобразила его.
– Послушай, – сказал я, – ты ведь читала этот журнал «Л'Эбдомадэр»…
Она кивнула, не сводя с меня глаз, словно я был статуей Командора.
– Да-да, – пробормотала она, – да, читала, конечно. Ну и что? И что? Что это значит? О чем ты?
48 
