Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
47 
— Готово, да?
— Один трос готов! — закричал в ответ Баг-рянов, не в силах отдышаться и прийти в себя после ныряния в ледяной воде. — Сейчас другой зацеплю!
Костя Зарницын, стоявший в. болотных сапогах до колен в воде, рванулся было вперед, выкрикнул:
— Погоди, я сменю! Пропадешь!
— Пропадать, так одному!
Даже ледяная вода не могла остудить точно налитую зноем душу Леонида и все его взвихренные чувства. С той самой минуты, когда случилось несчастье, он все время находился в состоянии неукротимой, ослепляющей и бессильной ярости, от которой, бывает, внезапно брызжут слезы…
— Ты вяжи прямо за раму, слышишь? — посоветовал Зарницын.
— Знаю, — сердито отозвался Леонид.
— Да скорее ты, ради бога!
Собираясь вновь нырять, Леонид вдруг взглянул с тоской на небо, словно прощаясь с ним, и затем медленно, скользящим взглядом огляделся вокруг. Красноватое солнце стояло совсем уже низко над степью. На опушке бора, вокруг лесного озера, в этот предвечерний час необычайно густой и яркой голубизной светился оживающий осинник; нигде, должно быть, не встретишь таких голубых осин, как на Алтае. Из волшебного голубого царства внезапно поднялась стая крякв; она быстро, не успев вовремя заметить на земле людей, пронеслась над Черной проточиной, направляясь в степь, и Леонид Багрянов, проводив ее взглядом, невольно вспомнил о том, как сегодня на этом воздушном пути погиб в когтях сокола-сапсана кряковый селезень, одетый в изумрудное брачное перо…
— Иду! — крикнул Багрянов и скрылся под водой.
Кто-то у костра, не выдержав, со стоном произнес:
— Бр-р-р! С ума сойти!
Леониду пришлось нырять несколько раз подряд, пока удалось закрепить второй трос. Костя Зарницын все время молча и тревожно наблюдал за бригадиром и без конца удивлялся тому, как он без колебаний отважился работать в ледяной воде, хотя и видел, что стало от этого с Репкой. Позади, у костра, трактористы сумрачно перекидывались отдельными фразами: — Ну, и этому несдобровать!
— Убей меня или озолоти, я не полезу!
— Тебе что! Тебе хоть все на свете погибай! — фу ты, опять ныряет! Да скоро ли?
— Стало быть, не может зацепить…
Наконец дело было сделано, и Леонид, вырвавшись из воды, кое-как протерев глаза, не в силах сдержать бурные приступы озноба, шатаясь, направился к берегу, разгоняя рукой льдины. Костя Зарницын схватил его под руку и вывел к костру. Здесь Леониду немедленно подали большую алюминиевую кружку, до краев наполненную слегка разведенным спиртом.
— Пей! — потребовал Костя.
— Да много же!.. — слабо запротестовал Леонид.
— Пей, тебе говорят, а то пропадешь!
Все, кто был у костра, заговорили наперебой и заставили-таки Леонида одним духом опорожнить кружку до дна. Потом ребята сорвали с него грязное белье и резиновые сапоги, полные жидкого ила, а самого, обильно обливая спиртом, в несколько рук с минуту растирали полотенцами. Голый Леонид, смущаясь, вертясь на охапке камыша, устало отбивался от наседавших ребят:
— Да отвяжитесь вы, ну вас к дьяволу! Ничего со мной не будет! Обойдется! Ой, не могу! Ой, щекотно! Стой, братцы, куда он лезет?
Под общий хохот на Леонида накинули тулуп. Он поймал глазами Костю Зарницына и погрозил ему пальцем:
— Я тебе дам, белобрысый черт, за такие шутки!
Через несколько минут, оказавшись в сухой запасной одежде, кутаясь в тулуп, быстро и заметно для других хмелея, Леонид остановил Виктора Громова, тоже бригадира целинной бригады, который только что пригнал два «С-80» из Лебяжьего, и прокричал, стараясь перекрыть рокот моторов:
— Виктор, выручай!
Виктор Громов, на вид неуклюжий, тяжеловатый парень с широким, курносым, очень добродушным лицом, отвел Леонида подальше от рокочущих тракторов я спросил:
— Илом-то здорово его забило?
— Вот и беда!
— Да, тяжесть большая, сам знаешь! — завздыхал Громов. — Отделить бы сани с этим баком…
— В том-то и дело! А как?
— Да и стоит он, дьявол, наискосок! Если бы только тянуть, а то его, видишь, разворачивать надо!
— Давай, Виктор, давай! — опять закричал Леонид. — Только слушай, ровнее бери, спокойнее, без рывков!..
— Тросы хороши?
— Хороши!
Наступили решающие минуты. Два могучих трактора задним ходом двинулись в проточину, где уже почти весь лед был взломан и искрошен на куски, чтобы взять на буксир затонувшего собрата. Все волновались, и особенно сильно Леонид. За все время жизни на Алтае ничто так не ошеломляло его, как эта беда, подстерегшая бригаду на пути в степь. «По рукам ударила! — слезным криком кричал он про себя. — Без ножа зарезала!» Со спасением самого мощного в бригаде трактора в сознании Леонида связывалось теперь все, чем он жил последние дни и надеялся жить впредь, чем был счастлив, и потому он весь трепетал как в лихорадке…
47 
