Ноев ковчег

Уже днем, попозже, Галлен сказала:

— Как ты думаешь, то, что вышло, войдет в меня обратно? Я все еще это чувствую.

— Что? — спросил я, и поскольку она говорила, то осмелился закрыть глаза.

— То, что из меня вышло, — повторила Галлен. — Понимаешь?

«Она слишком беспокоится из-за этого», — подумал я.

— Послушай, — сказал я. — Некоторые девушки вообще никогда в жизни не чихают. Тебе просто повезло.

— И я еще смогу? — спросила она. — Понимаешь, что я имею в виду?

— Ну конечно, сможешь, — кивнул я.

— А когда? — уже бодрее спросила Галлен, это прозвучало даже несколько игриво. Пока ее единственный лифчик сохнет, она так и будет вертеть вокруг себя мою футбольную фуфайку.

— Ганнесу Граффу требуется время, чтобы восстановить силы, — заявил я.

«И это правда», — подумал я, со все еще закрытыми глазами. Я только и мог, что пошевелить головой — назад, потом вперед, — отыскивая место, где солнце светило мне в лицо и перекрашивало мою темноту из черной в красную. Потом опять в черную, с бело-красной окантовкой — цвета моей фуфайки.

«Говори, пожалуйста, говори со мной», — подумал я.

Но она, должно быть, раздумывала над тем, как быстро я смогу восстановить силы, — тихое блуждание, хорошо мне знакомое.

По-прежнему держа глаза закрытыми, я двинул-таки головой, из черного в красное, из красного в черное — простенький трюк со светоэффектами, однако внутренний мой взор открывался, словно диафрагма фотоаппарата. Так и было задумано: я мог прекратить все это, просто широко распахнув глаза и заговорив с Галлен. Но я, чтобы испытать себя, пошел на риск. Не открывая глаз, я произнес:

— Послушай, насчет того, куда мы едем… Ты сама об этом думала?

— Да, я думала, — отозвалась Галлен.

Но теперь моя диафрагма раскрылась пошире — на чертову зимнюю реку, — как в начале фильма, когда еще нет ни титров, ни исполнителей ролей. Пожалуйста, думай вслух, Галлен. Но она не произнесла ни слова, или было слишком поздно, чтобы я услышал ее, — из-за скорости моего удаления.

Эта река текла повсюду, она омывала все берега мира. Но я был всего лишь объективом, а не фотографом. В фокус попадали толпы людей по берегам — все с чемоданами. Были здесь и животные — на ковчеге, вот где. Я не упомянул о нем, кустарно сколоченном плоте. Некто стоял там и руководил отбором, на нем был костюм орла, и он командовал ковчегом: он носился повсюду, прекращая склоки на плоту, разводя веслом диких кошек и вомбатов, отделяя медведей от верещавших птиц. Люди пытались вплавь добраться до ковчега. Они старались держать чемоданы над водой; их дети тонули.

Река, а вместе с ней и ковчег устремлялись прочь из города. Человек в орлином костюме приветствовал на борту странных животных. Вдоль берега топали копытами сбежавшие из-под ножа мясника коровы. В реку въехало какое-то такси.

— Мне страшно жаль, — сказал Зигги коровам, — но у нас в ковчеге уже есть пара. Тут дело случая.

Такси все еще плавало. Невероятное количество пассажиров выгрузилось из него, двигаясь по воде вброд. Кто-то дал водителю чаевые, и он пошел ко дну вместе с такси.

А потом я увидел самого себя, пробиравшегося по воде с чемоданом над головой; мои спутники по такси переговаривались между собой.

Один ворчал:

— Определенно, нет доказательств того, что водителем был и в самом деле Зан Гланц.

— Кем бы он ни был, все равно вы дали ему слишком щедрые чаевые, — заявила какая-то женщина, и все засмеялись.

Когда я добрался до ковчега, Зигги сказал:

— Мне очень жаль, но у нас уже есть пара вас.

А я ответил:

— Ради бога, Зигги, чувство юмора — это хорошо, но…

— Если ты действительно с нами, то можешь подняться на борт, — смилостивился Зигги.

Однако зловредный Азиатский Черный Медведь был против этого.

— Я имею в виду, действительно с нами, Графф, — добавил Зигги. — Мы не можем задерживать ковчег.

Но тут Галлен взяла меня за запястья, снова приводя в чувство.

  140