161 
Томас отодвинул мысли о жене в область подсознания и подумал о мистере Блиннете. Мистер Блиннет продолжал удивлять его. Иногда Томас ловил себя на том, что вспоминает теорию Урсулы, утверждавшей, что мистер Блиннет — проходимец. Но какой у него мотив? Если ему просто нравится год за годом тратить деньги, обманывая своего врача, разве это не свидетельствует о его ненормальном состоянии? К Томасу мистер Блиннет пришел после безрезультатного медикаментозного лечения в больнице, отказавшись от шоковой терапии. Он явно вел нормальную жизнь, имел неплохой доход, которым распоряжался по своему усмотрению, ездил на дорогой машине. Он не был обременен никакими семейными узами, никогда не был женат. В нем все было нормально, кроме его сумасшествия. (Томас вел несколько таких больных, но мистер Блиннет оказался самым замечательным из них.) Его преследовали пугающие галлюцинации: его поражали лазерные лучи, к нему в мозг погружались телепатические зонды, он становился жертвой инопланетян, вооруженных лучевыми пушками, и собачьих стай, гнавшихся за ним по улице. Больше всего боялся он собак. Еще одна его постоянная галлюцинация — мертвая женщина, прорастающая деревом. Иногда мистер Блиннет называл ее своей женой; по его словам, он нечаянно убил ее и — в разных вариациях — закопал в поле, утопил в озере, сжег в духовке, расчленил и разбросал в море. Вчера он принес Томасу длинное стихотворение, посвященное этому. Мистер Блиннет часто писал стихи, банальные и безумные; фантазии сумасшедших обычно на удивление неизобретательны. Его последнее стихотворение (он был помешан на ассонансах) начиналось так: «И вот она стареет в своей могиле под деревом, и вот она холодеет в своей земляной юбке, но она вырастает из своих одежд плесневелых, пускает ростки из своих лохмотьев, я нашел ее над землей, как зеленый курган…» — и так далее в том же роде, бесформенно и неубедительно. Может быть, мистер Блиннет во время ремиссии становился маньяком-убийцей? Нет, на такого одержимого он не походил. Или он вообще не был сумасшедшим? А вдруг мистер Блиннет, здравомыслящий человек, совершил преступление, после чего стал ловко изображать из себя безумца, чтобы воспользоваться этим в суде, если закон все-таки настигнет его? Весьма изобретательно. Но не слишком ли это долгий обман? Мистер Блиннет, похоже, сотворен из того же прочнейшего материала, что и секретные агенты. Он и в самом деле напоминал секретного агента, какими их изображают в кино, когда наружность человека абсолютно не соответствует его истинной сути, проблески которой способен различить лишь очень искушенный глаз. Спокойное красивое лицо мистера Блиннета напоминало лицо мудреца или святого, но его глаза (Томас порой ловил на себе его взгляд) смотрели внимательно, даже иронично. Невзирая на все страдания с прорастающими трупами и лазерными лучами, мистер Блиннет нередко был не прочь отпустить какую-нибудь загадочную шутку. Если все это являлось фарсом, то почему представление продолжалось так долго, как ему это удавалось? Конечно, он любил Томаса. А Томас любил его.
Мысли Томаса вернулись к Эдварду. Эдвард хотел, чтобы Томас сказал ему, был ли галлюцинацией образ Джесса в реке. Томас не мог этого сделать. Он лишь склонялся к тому, что это галлюцинация. Будь там настоящий утопленник, Эдвард воспринял бы его по-другому и вопроса о галлюцинации не возникло бы. Важно то, что Эдвард сразу определил увиденное именно так. Но стоит ли гадать и размышлять впустую? Время все расставит на места. Сейчас лучше дать Эдварду отмучиться, а в итоге он сам почувствует, что сделал все возможное. Придет пора, он устанет, вернется и без сознания упадет к ногам Томаса. Тогда начнется новая фаза — исцеление. Молодость Эдварда, его простая и здравая натура, его инстинктивное стремление к счастью возьмут верх. Но подгонять этот процесс до срока нельзя.
Томас почувствовал усталость. Последние несколько часов он был сосредоточен на Эдварде. Теперь нужно забыть его и подумать о своей книге.
«Я должен остановиться, — думал Томас. — Чудо, что меня до сих пор никто не вывел на чистую воду. Но это может случиться в любой момент. Я жажду свободы. До сего дня я жил мастерством и разумом, а с этого момента пусть меня ведет по жизни желание. Я не могу и дальше пользоваться своим хитроумным искусством, своей властью, чтобы гнуть и корежить жизни людей, как мастер бонсай поступает с растениями. Это должно закончиться, пока не случилось что-то непоправимое, пока я не потерял самое ценное — мою репутацию, мою… честь. То, что утратил и теперь ищет несчастный Эдвард. Ведь у меня не будет авторитета и целителя».
161 
