92 
Рейн велела остановиться на Бонд-стрит. Мор растерянно озирался вокруг. Он настолько был поглощен Рейн, что не обратил внимания, куда они едут. Возле дверей висел плакат:
ОТЕЦ И ДОЧЬ
Выставка работ
СИДНИ и РЕЙН КАРТЕР
Радуясь его удивлению, Рейн повела Мора за собой. Мора охватило волнение. Кроме портрета Демойта, он не видел других картин Рейн, работ ее отца не знал вовсе — ни в оригинале, ни на репродукциях. Он чувствовал одновременно и радостное открытие и тревогу. А вдруг картины ему не понравятся! Они поднялись по лестнице.
Появление Рейн вызвало легкое волнение. Она знала и девушку, торгующую каталогами, и двух агентов по продажам, и хозяина галереи, который с кем-то беседовал в центре зала. Несколько посетителей, рассматривавших картины, тоже обернулись. Мор понял, что впервые оказался в мире Рейн. Ему стало неловко. Но Рейн без всякого смущения представила его своим знакомым как коллегу Демойта. Агенты знали о портрете и поинтересовались, как движется работа, пообещав осенью навестить Сен-Бридж, чтобы взглянуть на картину. Значит, теперь в Сен-Бридж будут ездить знатоки живописи… а меня там уже не будет, думал Мор. Слово «осень» прозвучало словно напоминание о времени после его смерти. Так приговоренный к казни слушает праздную болтовню своих тюремщиков.
Рейн, по всей видимости, нисколько не торопилась. Она обменивалась последними новостями с агентами и хозяином. Поговорили немного о творчестве ее отца, упомянули и о недавней продаже одной из его картин. Цена потрясла Мора. Он молча стоял в стороне, глядя на Рейн. Она сейчас была целиком в своей стихии и совершенно не походила на всхлипывающую бесприютную девчонку, которую он видел два вечера тому назад, когда они долго обсуждали сложившуюся ситуацию. Ей оказалось по силам перейти из времени того в это. Он поражался легкости этого перехода. Сегодня на ней было платье, которое он раньше не видел, — облегающее, из светло-серой шерсти, в нем она казалась выше ростом. Он смотрел на ее задорное мальчишеское личико и на безупречно округлую грудь, вырисовывающуюся под тонкой тканью. На ногах у нее были не парусиновые тапочки, которые она обычно носила в Сен-Бридж, а чёрные туфли на каблуках. Сумочка, цокающие по паркету каблучки. Он желал ее, и желание это стало таким нестерпимым, что ему пришлось отвернуться.
Он столько раз размышлял над тем, что превалирует в его отношениях с ней. Конечно, овладеть этим миниатюрным экзотическим существом, но не только это. Еще — рядом с ней стать другим, свободным, творчески богатым, обрести радость, любовь, благодаря ее таинственному влиянию сбросить скучную оболочку повседневной жизни. Он вспомнил слова Бладуарда: вы думаете только о своем собственном счастье. Прекрасно, если два человека могут подарить друг другу счастье, новизну чувств, почему бы и нет. В конце концов, думал он, это вполне может стать ориентиром. Разрешите только вначале разобраться, что я приобрету, а что утрачу. Он с облегчением почувствовал, что ему становится легче. Облако кошмара, висевшее над его головой, пока он ждал на вокзале, рассеялось. В мире без Искупителя только ясность является ответом на грех. Он прояснит для себя все, что прячет глубоко, ничего не утаив, и лишь после этого примет решение.
Рейн тем временем попрощалась со знакомыми, и те ушли. Она повернулась к Мору.
— Я думала, ты смотришь картины.
— Жду, когда ты мне их покажешь.
И они пошли по залу. Мор не часто бывал на выставках, картины буквально потрясли его. Сколько полотен! Одни — тщательно выписанные, демонстративно декоративные, как, например, портрет Демойта, другие — более импрессионистские, испещренные множеством мазков. После нескольких промахов, Мор оставил попытки угадать, какие полотна принадлежат Рейн, а какие — ее отцу.
— Как же эксперты-то узнают? — спросил он у Рейн.
— Картины отца лучше! — ответила она.
В большинстве своем картины были выполнены в вызывающе ярких, даже агрессивных тонах, а формы отличались размашистостью, доходящей до неуклюжести. Все выглядело куда более громоздким и напряженным по цветовой гамме, чем в реальной жизни. По сравнению с этими работами портрет Демойта казался верхом гармонии и сдержанности.
Когда Мор сказал об этом Рейн, она ответила: «Я только сейчас начинаю развивать свой собственный стиль. Мой отец был живописцем настолько сильным, индивидуальностью настолько мощной, что я до сих пор нахожусь под его влиянием. И пройдет еще немало времени, прежде чем я узнаю, на что сама способна».
92 
