21 
«Опять ничего не получилось», — подумал Мор. Он чувствовал себя как наездник, надеявшийся, что со второго раза лошадь возьмет препятствие, но она вновь остановилась перед барьером. Он очень устал, и слова давались ему с трудом. И все же он не собирался сдаваться.
— Ну, хорошо, оставим романтизм и начнем рассуждать последовательно. Для начала рассмотрим…
— Увы, пришло время закрывать нашу плодотворную дискуссию, — вмешался Тим Берк.
«А, черт! — мысленно выругался Мор. — Закрывает лекцию раньше времени, чтобы поговорить со мной». Мор сел. Последнее слово, он чувствовал, осталось не за ним. Покачивая головой, Стейвли говорил что-то вполголоса своему соседу.
Тим Берк встал и подался всем корпусом вперед — поза, свойственная закаленным профессиональным ораторам. Но Мор ведь знал, насколько Тим робеет перед аудиторией.
— Друзья мои, — произнес Тим, — мне жаль прерывать ваш интереснейший ученый спор, но время, как говорится, поджимает. И мистер Мор, я уверен, не обидится, если я сейчас предложу всем вам переместиться на краткий миг в ресторанчик, здесь, по соседству, где мудрыми словами нашего лектора можно будет насладиться вместе с пинтой горького пива. Можно ли заканчивать лекцию раньше времени? Этот вопрос в свое время мы обсудили с руководством марсингтонского отделения ВОК и получили, что случается крайне редко, полное одобрение.
— И таким образом, — раскачиваясь на каблуках, продолжал Тим, — отметим завершение еще одного цикла полезнейших лекций, читаемых мистером Мором, лекций, из которых, я могу смело сказать, мы все, без исключения, почерпнули много полезного, и содержание которых, я уверен, даст нам пищу для размышлений в период каникул, после чего, осенью, мы снова здесь соберемся. И дерзну предположить, что к тому времени мистер Мор согласится, мы все на это надеемся, занять другой, более высокий пост, на который, по мнению мар-сингтонцев, имеет полное право. Но на эту деликатную тему я не скажу больше ни слова, а теперь, друзья, поблагодарим мистера Мора, как это принято.
Раздались громкие рукоплескания, они длились долго, сопровождаемые возгласами благодарности. Вот черт, подумал Мор. Он видел, как Нэн неспешно похлопывает в ладоши, опустив глаза. Мор не одобрял пристрастие Тима к риторике, это во-первых, и претензии Тима на роль знатока политической жизни, это во-вторых. Занимаясь с Тимом делами ВОК, он неожиданно для себя разглядел, до чего Берк нескладен, малообразован, внутренне скован, и желание произвести впечатление на публику — наверняка обратная сторона его комплексов. Мор относился к Тиму с теплотой, кое-чем в нем восхищался, и потому болезненно воспринимал эти превращения Тима в «трибуна». Он предпочитал видеть его беззаботно сидящим за столиком в кафе или в деловой атмосфере на заседании какой-нибудь комиссии, а лучше всего — за легкой беседой в узорчатом полумраке ювелирного магазинчика. Но грустный парадокс их взаимоотношений заключался именно в том, что Тим постоянно стремился впечатлять Мора своими скудными познаниями. Обучать его было трудновато, одергивать — немыслимо. Но такого бестактного выступления, как в нынешний вечер, Мор не ожидал. И именно сейчас, когда Нэн так настороженно присматривается к нему, вдруг такое заявить! Теперь она решит, что они за ее спиной сплели сети заговора.
Слушатели начали подниматься со своих мест. Мор тоже встал и потянулся. Раздражение угасло, осталась одна усталость. Надеясь избежать внеурочного разговора с мистером Стейвли, он подвинулся ближе к Тиму, под его защиту. Тим собирал раскиданные по столу бумаги. Похоже, он считал, что в обязанности председателя входит и это — во время лекции устраивать на столе беспорядок. Тим был старым знакомым семьи Моров. Мор и Тим, оба члены лейбористской партии, познакомились в ходе партийных дел. Мор преподавал тогда в школе на южной окраине Лондона, и они с Нэн взяли холостяка Тима, так сказать, под свое крыло. Сейчас они виделись с ним куда реже, чем в былые годы, тем не менее Мор продолжал числить Берка среди своих лучших друзей. Он был немного старше Мора. Худощавый, бледный, с оспинами на лице и тонкими белесыми волосами, то ли желтоватыми, то ли сероватыми, когда как; кисти рук у него были крупные, белые. Внешность самая заурядная, и если в ней что и запоминалось, так это глаза, в синеве которых неожиданно просвечивали и другие цвета; и еще оставалась в памяти его речь. Тим Берк еще в детстве покинул Ирландию, но его национальность можно было без труда угадать, вопреки тому, что долгие годы жизни в Лондоне и пристрастие к кинематографу добавили выговор кокни к его ирландскому акценту, и засорили американизмами свойственную дублинцам цветистую образность его речи. Он был искусным ювелиром и, если бы захотел, мог стать богачом.
21 
