59 
— Рыжик, ты пьяный.
— Само собой, черт побери. А что бы ты сделала на моем месте? И не называй меня Рыжик!
По договоренности с бритоголовым я оставался в палате час. Под конец Урсула вроде бы оклемалась.
— Надо что-то изменить, нельзя тебе больше так, — сказал я и, наклонившись, быстренько поцеловал ее на ночь. — Надо что-то делать.
— Зачем? Неужели нельзя просто об этом забыть?
— Тебе самой это не нравится, да и вся твоя жизнь там, — ответил я.
Я понял также, что и мне придется измениться. Мои расчеты того, как выжить и не сойти с ума на этой планете, явно оказались неверны. Многие гораздо уродливее и беднее меня, но словно не придают этому значения, в них нет этой ненависти и жалости к себе — сентиментальности, одним словом, — которые превращают меня в использованный гондон, трясущегося и бессильного психа. Я никогда не был таким уж обаяшкой, но теперь, дружок, о, теперь я буду гадом из гадов. Я вам еще покажу.
Я стою у высокого наклонного окна рядом с нашей квартирой, окна, которое терпеть не может сильного ветра. Грег спит. Джен ушла (мы больше не увидимся). На улице льет дождь, и стекло истекает слезами, слезами при мысли о несчастной Рози, но об этом надо забыть, да, об этом надо забыть и больше не вспоминать никогда.
— Здравствуйте, будьте добры мистера Телятко.
— Телятко слушает, — ответил Телятко своим спокойным и зловещим голосом.
— О, здравствуйте, мистер Телятко, это Теренс Сервис из…
— Доброе утро, Терри. Решился мне помочь?
Я ответил не сразу (знаете, Телятко — типчик еще тот).
— …Всем, чем могу, — сказал я наконец и рассмеялся.
— Что-что? Плохо слышно. Говори погромче.
— Простите, но это на линии!
— Я прекрасно знаю, что это на линии. Потому и прошу тебя говорить громче. То есть я хочу сказать… не надо быть Маркони, чтобы понять, что это на линии.
— Я сказал: всем, чем могу! Так слышно?
— Вполне.
Он попросил сделать для него кое-что. Звучало это вполне невинно, однако я не был уверен, что хочу, чтобы об этом узнали.
— Ладно, я могу сделать это прямо сейчас. Начнем с Уорка. Он совершенно…
— Разве я сказал, чтобы ты сделал это прямо сейчас?
— Нет.
— Ну вот, в таком случае и не надо. Сделаешь это, когда я тебе скажу и как я скажу.
— А что пока делать?
— Ждать.
— О'кей.
— Позаботься о себе, Терри-дружок.
Я положил трубку и пронзительно кликнул Деймона.
— Сходи принеси мне кофе без кофеина, — сказал я (я тренируюсь быть гадким на Деймоне. По отношению к Деймону это чересчур. Деймону это не надо. Он и без того выглядит так, будто каждую минуту готов упасть замертво).
Я дал ему двенадцать пенсов.
— Ну-ка, что у тебя там? — спросил я.
Деймон молча извлек из кармана пиджака книжку в цветастой мягкой обложке.
— Так, значит, почитываем помаленьку? — Я мельком взглянул на обложку, изображавшую двух усмешливо обнимающихся девиц в трусиках. — Лесбиянки. Ты что, интересуешься лесбиянками?
Деймон покачал своей хворой головой.
— Так, значит, не любишь лесбиянок.
Деймон кивнул своей хворой головой.
— Почему?
— Противно, — сказал он.
— Тогда какого черта ты про них читаешь?
Деймон пожал плечами.
Господи, до чего же у него был болезненный вид.
— Что-то ты неважно выглядишь, Дейм.
— Да, я знаю, — сказал он.
— Сходи принеси мне кофе, давай-давай.
Без нее офис выглядит опустевшим. Все — кроме меня — говорят, что скучают по ней. Хочется, чтобы они поскорее перестали так о ней говорить. Только я один имею право претендовать на нежные воспоминания о ней. По большому счету нежные. Но с этим тоже надо кончать.
Когда я шел вечером от метро — портфель, зонтик (вы бы тоже, небось, носили зонтик, будь у вас такие волосы), — я снова увидел замудоханного хиппи. Я увидел его на помойке возле задней двери «Бесстрашного лиса», он сам был похож на груду мусора, полузаваленный блестящими черными мешками и драными картонными коробками. Перейдя улицу, я остановился рядом с ним. На нем было пальто, стянутое какими-то ремнями и веревочками. Очевидно, он одевался так, предвидя холодную ночь, и беспомощно обливался потом целый день. Волосы его торчали колтунами по всей голове. Он что-то бормотал себе под нос, руки тщетно шарили по асфальту. Я подошел еще ближе.
59 
