Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
117 
– Нет, конечно. Ни малейшего желания здесь торчать нет. А у тебя?
– Нет. Но вероятнее всего, придется.
Она, похоже, расстроена.
– С чего это?
Стараюсь объяснить так, чтобы не показаться нытиком, что мы с ней разные. Что даже с Крейви мы были разные.
– Понимаешь, я ведь ничего делать не умею, кроме как чистить стойло. Кому и где я такой нужен? Кто я? Безмозглый коротышка из Файфа?
– А по-моему, ты милашка, – говорит она. Выпила, понятное дело, а иначе с чего бы она такое сказала? Не умеет девочка пить крепкое пиво, во всяком случае, не умеет так, как я. Как я пью последние дни. В моих количествах.
– Ага, настолько, насколько безмозглый коротышка из Файфа, который только и умеет, что чистить стойло, может быть милашкой, – игриво подхватываю я, а потом серьезно добавляю: – Но я поеду в Испанию, клянусь, поеду! И ни хуя мне не…
– Тсс! Болтаешь ты много, – говорит она, и я уже готов обидеться, как вдруг Дженни продолжает: – А ну, поцелуй меня. – Мы касаемся губами и… целуемся. Все, пиздец, сейчас кончу прямо тут, прямо в штаны, прямо посреди кабака.
Когда мы, наконец, разнимаем губы, я бросаю взгляд в сторону бара. Смотрю, а там кое-кто изо всех сил таращит зенки куда угодно, только не в наш маленький уголок. Мое настроение быстро передается Дженни, она не тратит времени даром:
– Может, пойдем к тебе?
Из меня в ответ раздается только какое-то нечленораздельное кваканье:
– Вряд ли я сейчас встану из-за стола с такой елдой в штанах. – Все четыре с половиной дюйма торчат, но я поднимаюсь. По пути к выходу я даже не оглядываюсь в сторону бара (да что там, я даже полную кружку «Гиннесса» на столе оставил!), но, надеюсь, парни хорошо запомнили всю сцену. Джейсон Кинг, агент ноль-ноль-секс, бля!
Дома я первым делом просовываю голову в гостиную. Старик пялится в ящик, по Четвертому каналу – скачки. На коленях – газета, открыта на спортивной странице.
– Неужели у тебя нет никакого выхода на конюшню, где ты раньше работал? – спрашивает он, поворачиваясь к своему единственному отпрыску (во всяком случае, мне сказали так).
– Нет, сейчас нет… Па, мы с Дженни пойдем наверх, музыку послушаем.
– Господи, Джейсон, тебе двадцать шесть лет, – с издевкой говорит отец, – а ты в каких-то щенячьих выражениях объясняешь мне, что идешь прочистить трубы!
Надеюсь, Дженни не услышала или хотя бы не обратила внимания; мы взлетаем по лестнице, и вот вам пожалуйста: будуар самого Кинга! Тут все завертелось еще быстрее. Одежда летит на пол; у нее не сиськи, а комариные укусы. Около одного соска – большая родинка. Трусики – какой-то красный шнурочек, а под ним все такое аппетитное. И шерсть там погуще, чем мне представлялось. Даже удивительно. А может, я так себе представлял все из-за бритой пиздищи Крейвиной мамаши?
Пиздеи, бля, крышу сносит…
24. Мой милый
Хочу его; хочу не могу. Какой он милый, я его хочу. Стройное изящное тело, сумасшедшие глаза, сдержанное безумие. То, что у них было что-то с этой сучкой Парой, заводит меня еще сильнее. Она призналась, что, когда была девочкой, хотела ему отдаться.
Но все равно он чудной какой-то. По-моему, не хочет раздеваться. Я сижу перед ним голая, а он и пальцем не пошевелил, чтобы снять одежду. Может, думает, что я толстая, отвратительная, потому что он такой стройный.
– Я тебе не нравлюсь? – спрашиваю.
– Ты… прекрасна, – выговаривает наконец.
– Тогда давай раздевайся, – подталкиваю.
– Сначала хочу тебе кое-что показать. Для тебя сделал.
Он открывает здоровенный шкаф, там – бак. Но Джейсон сует руку под емкость, на полку, забитую коробками. И вытаскивает оттуда… человеческий череп! Ну конечно…
– Увы, бедный Крейви! – вздыхает Джейсон, затем зажигает свечу на тарелке и накрывает ее черепом. Пламя сверкает в пустых глазницах, желтые отблески пляшут по комнате. Как это прекрасно; глаза Элли Крейвица вновь сияют светом.
– Как… мило, – говорю я. Это и впрямь мило.
– Вот, что мне пришлось сделать, Дженни. – Отблески свечного пламени пляшут в черных глазах Джейсона. – Ему совсем не к лицу синяя кожа. Да и вонять начал. А черви… Так что сварил я этих гадов копошащихся. Есть в черепе что-то…
Достоинство, что ли?
– Он бы наверняка так и сам захотел. А все остальное? Кожа, мозги, глаза? Все это… ты куда девал?
– В пластиковый пакет, и зарыл всю эту ебатень под травку за футбольными воротами в Центральном парке, – отвечает Джейсон с печальной улыбкой. Он падает спиной на кровать, сбрасывает обувь, снимает джинсы и закрывает глаза.
117 
