– И как же ты разгребать наши дрова думаешь? – Сале взяла себя в руки.
Вышла вперед, так, чтобы Мацапура мог ее видеть.
– А головой и разгребу! – Глаза Дикого Пана заблестели: рад был узреть бывшую любовницу. – Больше, по милости пана сотника, ничего и не осталось бедному Стасю! Радугу небось лицезрели? Звон погребальный слышали?
Никто не ответил.
Лишь сотник судорожно сглотнул и кивнул, подтверждая: видели, мол, слышали.
– А знаете, что сие значит? Что миру этому жизни с комариный чих осталось?!
– Знаем, – согласилась Сале Кеваль, уже без страха, лишь с каким-то болезненным любопытством рассматривая голову Мацапуры-Коложанского. – Нам уж и выход предложили. Без тебя, господин мой. Что еще скажешь?
Голова явно не просто тянула время. Что-то знала, на что-то надеялась. И сейчас очень важно было выудить из нее это «что-то», понять, на какой барыш рассчитывает зарубленный, но не умерший Мацапура. Ведь князь, мастер… тот, кто предложил им странный, небывалый выход – он ведь тоже… они с Мацапурой до боли похожи!
Чем?!
Разгадка была совсем рядом, но ее дразнящий хвост ловко ускользал из пальцев, не давался в руки. И новой, проснувшейся Сале оставалось лишь осторожно тянуть за невидимую нить, что исходила из уст смешливой головы, тянуть, каждое мгновение боясь оборвать и одновременно надеясь: вот сейчас…
– Кнеж Сагорский выход предложил? На землю валковскую его позвать, гостевать? То добрый выход! Соглашайся, сотник. Поначалу я на дочку твою надеялся. Опекает ее кто-то – слышь, пан Логин?! – вот и хотел я, как покровитель за ней явится, вместе драпака задать. А тут ты нагрянул, кнеж и свой подарочек углядел. Ты, сотник – власть! С тобой и угоду подписать можно, да такую угоду, что всех за чуб вытянет! Но и дочку свою послушай, коли мне веры нет: кнежу без ума доверишься – в одночасье на палю сядешь!
Голова облизнулась длинным, покрытым бледными пятнами языком.
Подытожила:
– Я хоть и ворог, да свой, могу обмануть, могу и правду сказать… А кнежа здешнего вам не понять, на кривой не объехать!
Словно был он все время тут, в зале, а не в подвале сидел, в клетке. Будто слышал все своими ушами, видел своими глазами! Мысли тайком читает? Вряд ли. Не настолько силен в делах тайных пан Мацапура: вон, Багряные Врата едва что не ломом открывал! Но ведь не провидец же он?! – провидца бы Сале Кеваль давно учуяла. Да и не попался бы провидец по-глупому, как Дикий Пан! Значит… значит, одно остается! В чью-то душу пан влез, приворожил, подмял под себя. Пока в подвале сидел, чужими глазами видел, чужими ушами слушал.
Еще немного, и освободился бы: чужими руками.
Чьими – уже и гадать не надо было. Вон она глазищи распахнула, Ирина Логиновна. Ясней ясного: отчего кричала дико, отчего на помощь рвалась, отчего сила в ней сверх всякой меры проснулась. Все отдал перед смертью Мацапура-Коложанский, последнего не пожалел!
Да не вышло…
– Эк загибает, сучий потрох! – не выдержал есаул Шмалько, кулаком в ладонь грянул. – Отдать кнежу башку сию языкатую, и конец! Нехай ему байки брешет!
Голова аж расхохоталась.
Слюнями пенными брызнула.
– Во-во, отдайте! Я кнежу байки брехать стану, а вы себе – панихиду заказывать, коли попа сыщете! Хотите: я всех отпою?! за медный грош?!
Сотник Логин в раздумье прошелся по залу. Вновь остановился перед головой, покачиваясь с пятки на носок.
Спросил во злобе:
– И откуда ты такой разумный выискался? Отчего все знаешь? Отчего не помер, как всякому положено, ежели башку шаблей отсечь?
– Ой, глуп ты, пан сотник! Ой, жизнь прожил, ума не нажил! Да такие, как мы с тобой, что чорту душу продали, разве ж могут помереть спокойно?! Братец ты мой разлюбезный, куда ж я без тебя?! Руби себе пустую башку, рядом ляжем, наговоримся всласть!
Не выдержал Логин Загаржецкий.
И ведь знал, что зря позорится, а все едино: за крыж схватился.
– Да ладно тебе, сотник! – миролюбиво бросил Мацапура. – Чего уж тут кочевряжиться! Продал ведь? Продал. Сам же и сказал. Нечего теперь отпираться. А ведаю я дела ваши через дочку твою, Ярину. Люблю ее безмерно, сердцем к сердцу тянусь…
Логин со свистом втянул воздух сквозь сжатые зубы.
– Отрублю-таки уши, – сказал задумчиво.
Есаул мигом подхватился на ноги: пособить! а то вдруг и нос на его долю останется! – но сотник остановил старого товарища жестом.
– Ладно, злыдень, не о том речь, чтобы ухи сечь… Тебе, тебе-то каков прок, ежели мы отсюда живыми выберемся? Небось отомстить задумал? Обмануть, с кнежем рассорить, спасение готовое из рук вырвать? Что молчишь?! Раскусил я тебя, чаклун поганый!