Последние отзывы

  33  

Он стоял в углу палаты, теребя в руках пластиковый пакет с какой-то снедью, – несмотря на Наташкины протесты, он каждый раз с собой что-нибудь приносил.

– Она умирает? – спросил он у вновь зашедшего – уже, наверное, в десятый раз – Воробьева.

– Да, Витя, – ответил доктор. – Она умирает. Может, лучше тебе уйти? Тебя позовут, когда будет надо.

– Ей как-то можно помочь? – снова тихо спросил муж.

– Нет, – односложно ответил доктор.

– А можно, чтобы все ушли? Мы бы остались с ней вдвоем.

Воробьев буквально на секунду задумался.

– Можно, – наконец принял он решение. – Если понадобимся, зови, – показал он рукой на кнопку вызова персонала и вышел из палаты.

Женька поняла, что ей тоже надо уйти: этот парень, женившийся на девчонке без ноги и с таким диагнозом, имел право на подобные просьбы.

Пока она вставала, Наташкин муж сел в изголовье жены, вытер полотенцем кровь с ее губ, взял ее руку в свою.

То ли она его почувствовала, то ли так просто совпало, но Наташка открыла глаза и, как показалось Женьке, совершенно осмысленно посмотрела на мужа. И даже как будто улыбнулась.

Но только на миг. Потому что в следующее мгновение ее тело выгнулось, мутная кровь изо рта выплеснулась на подбородок, а лицо исказилось гримасой боли. И было уже совершенно понятно, что это на секунду искаженное смертной мукой лицо – вовсе не Наташкино. Наташки больше не было – ни в этой комнате, ни в этом мире.

– Она ведь узнала меня? – как заведенный спрашивал Наташкин муж, которого в воробьевском кабинете отпаивали то кофе, то чаем, обильно подливая в чашку коньяк. – Узнала ведь, правда?

– Конечно, узнала, – подтверждали и Воробьев, и медсестры, и тоже пришедшая проститься с Наташкой очень пожилая прихрамывающая еврейка, врач-анестезиолог, готовившая наркоз для всех предыдущих Наташкиных операций. Она же произнесла сначала не понятую присутствующими сентенцию:

– Бог поцеловал…

– Что? – переспросил Воробьев (Женька просто поразилась, как быстро он взял себя в руки: уж она-то знала, насколько задела его Наташкина участь).

– Бог поцеловал, – без выражения повторила та и, устав стоять на отечных ногах, присела на край табуретки. – Когда у нас кто-то вот так умирает – без боли, без лежаний, после счастливой жизни, – говорят: Бог поцеловал.

Почему-то это очень утешило Наташкиного мужа. А может, начал действовать коньяк, принятый на голодный желудок.

Он расслабился и даже глаза прикрыл.

– Положите его где-нибудь, – велел Воробьев медсестрам. – Можно в ординаторской. И за ребенком проследите.

– Не волнуйтесь, Евгений Александрович, – заверили его. – Все сделаем как положено.

Женька уже давно поняла, что этот внешне юный хирург умел держать в руках не только скальпель, но и подчиненных ему людей.

А Воробьев уже обращался к ней:

– Ну, что будем делать?

– А какие есть варианты? – вопросом ответила Женька.

– Либо как запланировано, либо отложим на завтра.

– Это от вас зависит, – сказала Грекова. – Я ж просто засну, а вам работать.

– Я в форме, – спокойно сказал доктор. – Думаю, в шесть часов уложимся.

– А потом? – зачем-то спросила Женька.

– А потом нажрусь, как сволочь, – все так же спокойно ответил Воробьев. – А что я еще могу сделать? – добавил он, по-детски беспомощно разведя руками.

15

День, начавшийся столь радостно для Грекова, столь печально – для Наташки и столь судьбоносно – для Женьки, для Авдеевой начался никак. То есть самым обычным образом.

Вымыть попу Машке – она уже давно доверяла Ленке этот интимный процесс, хотя сначала особо приближенными были лишь мама и старший брат. Сварить овсяную кашу с фруктами ей же и Лешечку – тоже, кстати, поначалу кочевряжились. Постирать их мелкие тряпки, а заодно и Егоровы. Убрать, хотя бы сверху, немереные грековские квадратные метры – все это занимало уйму времени и сил.

Ленка торопилась, потому что именно на сегодня было назначено собеседование в одной из отобранных ею для Лешечка спецшкол. Правда, Женька по телефону сказала, что, как только оправится от операции, заберет детей обратно, на Урал. Но Авдеева считала, что ее сегодняшние заботы лишними не будут.

Во-первых, – не дай бог, конечно, – операции заканчиваются по-всякому. А во-вторых, ее не оставляла надежда, что Женька холодным своим разумом поймет и согласится с тем, что мальчику с его болезнью лучше жить в Москве. А для будущей карьеры лучше учиться в московской школе.

  33