Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
18 
Маруся пододвинула к себе чашку с кофе.
– Кофе случайно не из нее сделали? Не из чего-нибудь коричневого, что после нее осталось?
Девушка посмотрела на часы.
«Симпатичные часики, – отметила Маруся, – не дешевые». Примерно такие она собиралась заказать своему отцу на восемнадцатилетие.
– Мне пора на процедуру, – объявила девушка.
– Мне, кстати, тоже. Что такое «электрофорез воротниковой зоны с седуксеном»? Это не то, что показывают в кино? После чего дебилами становятся? – Маруся действительно очень нервничала по этому поводу.
– В каких кино? – простодушно удивилась девушка.
– А ты что, правда ничего, кроме этого своего старья допотопного, не видала?
– После этих процедур ты перестанешь быть злой, нервной и научишься быть спокойной и счастливой.
– Я и говорю: дебилкой.
Электрофорез оказался процедурой не больной. В холле Маруся увидела актрису.
– Привет! – сказала Маруся и, пододвинув кресло, уселась в него прямо с ногами.
– Привет! А ты вообще не пользуешься макияжем?
– Макияжем? – удивилась Маруся. – Да у меня и косметики нет.
Актриса наморщилась, как будто услышала что-то неприятное. Махнула головой, словно не соглашалась с чем-то совершенно очевидным.
– Как вы вообще-то? – спросила Маруся участливо.
Появилась медсестра и взяла актрису за руку.
– Пойдем, голубушка, полежишь, отдохнешь, – сказала медсестра, и актриса послушно встала.
Актриса, словно прислушиваясь к чему-то, неожиданно громко произнесла:
– Ничего подобного! У меня очень и очень красивая походка.
– Красивая, красивая, – запричитала медсестра, – не слушай ты их. Откуда им знать? Их на самом-то деле и нет!
Когда медсестра (как и все здесь медсестры: немного полные, немного старые и очень добрые) плотно прикрыла за собой дверь, Маруся уже ждала ее.
– А что с ней? – Она кивнула на комнату за закрытой дверью.
– Голоса замучили. Бедная. – Медсестра посмотрела на Марусю и нахмурилась. – Все вы здесь страдалицы.
Она махнула рукой и пошла на свой пост дежурной. Там, на стойке, ее ждала неоконченная партия в электронные шахматы.
Маруся отправилась за ней.
– А что надо делать, чтобы тебя отсюда выпустили? – заискивающе глядя старушке в глаза, поинтересовалась Маруся.
Медсестра сделала ход конем.
– В шахматы вот хорошо играть, – сказала она, – очень, знаешь, мозг тренирует.
– Спасибо, – сказала Маруся и с трудом удержалась от того, чтобы не плюнуть на пол. Быть снова закрытой в надзорной палате ей не хотелось.
– А можно мне к актрисе в гости пойти? – спросила Маруся.
– Конечно, можно. Кто же тебе здесь что запретить может? – удивилась медсестра. – Иди, только дверь не закрывай.
Актриса лежала в постели и смотрела в потолок.
Оглядываясь в открытую дверь на медсестру, стойка которой находилась как раз напротив, Маруся села на диванчик рядом с кроватью актрисы.
– Плохо? – спросила Маруся. Хоть все эти капельницы и электрофорезы и действовали успокаивающе, при взгляде на актрису Марусе хотелось плакать.
Актриса молчала.
– Простите меня, – прошептала Маруся, почему-то стараясь, чтобы медсестра не услышала.
– Плохо, – произнесла актриса одними губами.
– Они говорят что-нибудь ужасное?
Актриса посмотрела на нее, и в глазах у нее были огромные, как будто из мультика, слезы.
– Все, что я делаю. Им не нравится все, что я делаю, – сказала актриса, как и раньше, несколько театрализованно.
– А может, ничего не делать? – ловко придумала Маруся.
– Невозможно.
– Но почему?
– Я моргаю.
Маруся молчала.
Актриса плакала.
В палату вошла дежурная медсестра и стала готовить капельницу.
Марусе кивнули на дверь.
За окном девушка с хвостом, как обычно, здоровалась с землей, хлопая по ней ладошкой.
В холле девушка в платочке просто сидела.
15
Она провела ночь в розовой детской кроватке. Пришлось свернуться в тесный кружочек так, как иногда на земле, особенно после дождя, лежат розовые червяки. Ноги слегка болели, но спать было приятно.
В доме уже хлопали двери, кто-то кому-то кричал, кого-то звал, кастрюльки ударялись друг о друга, в распахнутых окнах гремел трамвай. Оля представила себе, что потянулась, потом подняла одну ногу из кроватки вверх, аккуратно выпрямила ее, подняла вторую, громко пискнула, зевнув.
18 
