очень нудно 
8 
Таковы были люди, которых Александр Эшворт выбрал себе в союзники: демагог, скототорговец и лошадник. И, как в прежние времена, он сам предводительствовал шайкой. Он был сатаной, они — Вельзевулом, Белиалом, Молохом и Мамоной. Ареной своих действий они избрали северные графства — Ланкашир, Йоркшир, Уэстморленд, Камберленд, Дюрэм и Нортамберленд, и следует ли пояснять, что они были завсегдатаями ярмарок и рынков, скупщиками волов и лошадей и одновременно занимались политической возней и произносили на улицах подрывные речи? Вряд ли можно найти хоть одного старого заготовителя в Кравене, опытного торговца лошадьми в Вест-Райдинге или шестидесятилетнего фермера в любой местности к северу от Хамбера, который не сумел бы лучше меня рассказать о знаменитой фирме «Эшворт и компания» и точнее описать внешность главарей фирмы, когда они верхом перегоняли свои огромные стада на продажу. Эшворт — высокий, красивый мужчина, безрассудно храбрый наездник. Дэниелс был погрузнее, более темноволос, шире в плечах, Гордон казался вечно угрюмым с его прямыми, точно стрелы, черными бровями. А вот и Макшейн — бесшабашный детина, кудрявый и рыжий, с такими же рыжими усами. Еще живы многие из торгового люда в Лидсе, Манчестере и Ливерпуле, кто помнит обеды на ярмарках, что задавал Эшворт, его шумные застолья, пьянки, брань, странный причудливый разговор, дикие выходки, кощунственные, злопыхательские, мятежные послеобеденные речи. Такое не забывают и никогда не забудут. Эшворт был очень популярен в торговых и промышленных сферах. Сообразительные, умные механики из Манчестера и округа Вест-Райдинг, что в Йоркшире, обожали его, а он рассеивал ядовитые семена своих атеистических и республиканских убеждений на их фабриках и в ткацких мастерских. В сумеречных храмах промышленности его вознесли на пьедестал, словно божество, и рьяно ему поклонялись. Дэниелса тоже любили. Он был общителен и весел на пирушках, умело скрывая под маской жизнерадостности ирландского джентльмена натуру предателя.
Я еще не коснулся религиозных взглядов мистера Эшворта. Это случилось в период запоя — следствие нескольких недель дебоша и разгульной жизни, — когда он решил, что ему надо усердно проповедовать свои воззрения во всех городах, деревнях и деревушках, что лежали у него на пути. Его доктрина представляла собой смешение примитивнейшего арминианизма и самого схоластического кальвинизма. Его экстатическое вдохновение и бурное красноречие помогли совратить с пути истинного многих, чье рвение, однако, остывало еще задолго до очередного запоя их апостола. Такие запои длились немногим больше месяца и повторялись изредка и в последующие периоды его жизни. Итак, вот краткий очерк событий за отрезок его жизни в пятнадцать лет: я опускаю лишь некоторые эпизоды его частной жизни, когда он разрушил покой и мир не одной семьи и впоследствии поселил грех и печаль у таких домашних очагов, куда эти мрачные гости прежде не наведывались. Но еще до этого Александр Эшворт ответил за все свои прегрешения перед судом, перед которым его яркие таланты не только не послужили к его оправданию, но, наоборот, удвоили тяжесть справедливого возмездия.
А теперь, читатель, ты начинаешь вспоминать, что по смерти миссис Эшворт осталось трое детей, старшему из которых едва исполнилось четыре года. И что же произошло с этой троицей? Где они? Эдварда и Уильяма бабушка отослала в частный пансион, в Хэрроу, наверное. Если бы она не умерла, то в должный срок они поступили бы в один из университетов. Однако этому помешала ее смерть. Эдвард, старший сын, продирался сквозь тернии школьного бытия без особого ущерба для своих чувств и здоровья. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы его очень любили в Хэрроу или что он испытывал к кому-нибудь из соучеников дружбу наподобие той, что связывала Ореста и Пилада. Очевидно, у него никогда не было таланта к подобной дружбе. Если даже семена нежной симпатий и существовали изначально в его натуре, судьба распорядилась так, что они никогда не имели возможности прорасти. У него не было ни дома, ни отца, ни матери. Да, у него, конечно, была бабушка, которая, по-видимому, относилась к нему по-доброму, но, возможно, между их душами не существовало достаточной симпатии, потому что он никогда не отвечал на ее доброту равной благодарностью. Может быть, он любил маленькую сестру, но у него не было случая проявить к ней свою любовь, так как со дня рождения она жила совсем отдельной жизнью. Однако у него был брат, единственный брат, на год младше, чем он. Так, возможно, все нежные его чувства были сосредоточены именно на нем? Однако если и так, то эта нежность была слишком глубока, чтобы находить выражение в словах или поступках, во всяком случае, никто никогда не отмечал каких-либо ее проявлений.
8 
