147 
— Ты продаешь свой Богом данный талант, — упрямо настаивал Скит.
Резко повернувшись, Далли сердито глянул на него:
— Чертов лицемер, вот ты кто. Насколько мне помнится, именно ты напустил на меня голливудских агентов по отбору дарований — тех, что хотели заставить меня позировать для картинок в одной набедренной повязке, а сейчас, когда мне делают предложение, причем довольно достойное, ты прямо выходишь из себя от негодования.
— Те предложения никак не мешали твоей игре в гольф.
Черт побери, Далли, позируя в межсезонье для случайного снимка, ты не пропустил бы ни одного турнира, сейчас же речь идет о совершенно другом. Теперь ты должен будешь сидеть в комментаторской кабине и делать хитрожопые замечания по поводу малиновых рубах Нормана, а сам Норман в это время будет снаружи делать историю гольфа. Речь идет о конце твоей профессиональной карьеры! Боссы из телекомпании не говорили, что ты будешь приходить в комментаторскую будку только в свободные от игр дни, как это делает Никлое и еще кое-кто из крупных игроков. Они же ведут речь о том, чтобы запрячь тебя на все время. В комментаторской будке, Далли, не на поле для гольфа!
Это была одна из самых длинных речей, какие Далли приходилось слышать от Скита, и уже одно это заставило его на какое-то время держать себя в руках. Но дальше Скит стал ворчать что-то себе под нос, разозлив Далли почти до предела. Ему удалось обуздать себя лишь потому, что, как ему было доподлинно известно, последние сезоны едва не разбили Скиту сердце.
Все началось несколько лет назад, когда по пути домой из бара «Вичита-Фоллз» он едва не задавил подростка, катавшегося на велосипеде с десятью передачами. Он перестал принимать запрещенные фармацевтические препараты еще в конце семидесятых годов, но до той ночи продолжал дружить с бутылочкой пива. Для мальчика все закончилось без серьезных последствий — он отделался лишь сломанным ребром, а полицейские обошлись с Далли гораздо мягче, чем он заслуживал. Но для него самого это стало такой встряской, что он тотчас завязал с попойками.
Это далось нелегко, и он понял, как сильно обманывался в отношении своего пристрастия к выпивке. Пусть ему никогда не сыграть на турнире «Мастере» и не получить призовую сумму на «Ю.С. Классик», но будь он проклят, если убьет какого-нибудь пацана из-за паршивой выпивки!
Перестав выпивать, он, к своему удивлению, немедленно обнаружил, что игра улучшилась, и уже в следующем месяце занял третье место в турнире «Боб Хоуп» прямо перед телевизионными камерами. Скит был так счастлив, что едва не расплакался. Тем же вечером Далли слышал, как он звонил Холли Грейс.
— Я знал, что он сможет сделать это! — ликующе кричал Скит в трубку. — Ты просто следи. Это то, что надо, Холли Грейс. Он станет одним из великих. Уж сейчас-то все это придет к нашему мальчику!
Но это не пришло или, во всяком случае, не все. И вот это-то и разбивало сердце Скиту. В каждом сезоне Далли один-два раза занимал вторые или третьи места в одном из главных турниров. Но всем стало совершенно очевидно, что в тридцать семь, когда его лучшие годы почти минули, Далли уже никогда не бывать в чемпионах.
— У тебя есть опыт, — сказал Скит, глядя сквозь темное стекло такси. — У тебя есть опыт, есть талант, но что-то внутри не дает тебе стать настоящим чемпионом. Хотел бы я знать что!
Далли знал, но говорить не собирался.
— А теперь, Скит Купер, послушай меня ты. Смотреть гольф по телевизору — все равно что наблюдать за спящим. Это понятно всем. Люди из телекомпании готовы платить мне некоторую кругленькую сумму за то, что я оживлю их передачи, и я не вижу причин швырять такой щедрый подарок им же в лицо.
— Эти боссы с телевидения пользуются слишком шикарным одеколоном, — проворчал Скит с таким видим, будто этим объяснялось все. — А с каких это пор ты так загорелся насчет денег?
— С тех пор как глянул на календарь и увидел, что мне уже тридцать семь, вот с каких. — Наклонясь вперед, Далли резко постучал по стеклу, отгораживающему его от водителя:
— Эй, ты! Дашь мне выйти на следующем углу.
— Ты куда это?
— Собираюсь зайти к Холли Грейс. Причем один.
— Ничего хорошего не жди. Она скажет то же, что и я.
Тем не менее Далли распахнул дверцу и выскочил из машины перед «Картье». Такси умчалось, а он остался стоять прямо на кучке собачьего дерьма. «Поделом мне, — подумал он, — не надо было съедать ленч стоимостью больше годового бюджета большинства жителей из стран третьего мира».
147 
