Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
64 
– Этого никогда не будет, – сказал Перикл.
Геродот поднял фиал. Пятерней расчесал бороду, пригладил волосы на макушке. Казалось, он взошел на трибуну и начинает речь в Народном собрании.
– Послушай, Перикл, мы с тобой должны условиться об одном: или мы вовсе отказываем в здравом смысле афинянам, или не допускаем и мысли о том; что и они, как все люди, могут ошибаться. Чего они добились без тебя? – Геродот выпил и стал один за другим загибать пальцы на руках. – Выиграли войну у Спарты? Нет. Запросил ли мира царь спартанский? Нет. Может, царский опекун Никомед повел интригу против молодого царя,? Нет. Может, улеглась чума? Нет. Может, больше стало хлеба? Тоже нет! Объясни мне: чего же они достигли без тебя?.. Говорят, что близ мегарской границы произошло столкновение с конницей лакедемонян. Что же сделали прославленные афинские стратеги? Они попросту сбежали с поля боя. Они бежали, как дети от гнева шипящих гусей. Но будь это Перикл – хлопот бы хватило на целый год Народному собранию: зачем да почему бежал? А здесь – просто: струсили и – всё! Я говорю тебе, Перикл: они еще придут, они позовут тебя. За это я и пью.
Перикл упрямо твердил:
– Не придут. Не попросят.
– В Колхиде пьют вино, когда желают, чтобы сбылась прекрасная мечта…
– Я пить не буду.
– Я повторяю: чтобы сбылась красивая мечта.
– В шестьдесят пять лет не бывает мечты…
Геродот не слушал его. И с упоением продолжал:
– Красивая мечта – это Перикл на привычном месте.
– Меня и без того обзывают тираном.
– Красивая мечта, Перикл, – это война, выигранная Афинами, светочем знания.
– Светоч когда-нибудь погаснет…
– Красивая мечта, Перикл, – это ты, приносящий жертву Афине на Акрополе в честь победы…
– Победа часто изменяет даже любимцу богов.
– Красивая мечта – это ты, Перикл, в окружении своих просвещенных друзей!
– Нет, нет, нет!
– Я пью за это по-колхски.
Перикл бледнеет. Губы у него дрожат. Глаза полны слез. О Перикл, неужели это ты, победитель в битвах, в словесных и прочих сражениях?!
И все-таки Геродот допил до дна и сказал:
– Если бы это вино обратилось в цикуту, и тогда бы я выпил до дна. За тебя, Перикл, за красивую мечту!
Перикл глотнул холодной воды. И сразу полегчало в голове и на сердце. Как будто всего окунуло в прохладу. Как будто ушла от него часть жара, подогревающая душу сверх всякой меры.
Перикл растроган. Он встает, обнимает своего друга. И говорит:
– Что бы я делал без вас?
(Это он о своих верных друзьях.)
– А мы – без тебя? – вопрошает Геродот.
Перикл возвращается на свое место.
– Значит, плохи дела, Геродот?
– Очень.
– Это достоверно?
– Совершенно. Народ взбудоражен. И ко всему – эта проклятая чума.
Перикл берет фиал с вином и, думая совсем о другом, медленно пьет кроваво-красную жидкость…
…Воистину предначертанное богами:
На холм Акрополя – на эту голую скалу – поднялись Перикл, Фидий, Мнезикл, Калликрат, Поликлет, Микон и два ближайших друга Перикла: Клеонт, сын Фания, и Алкмеон, сын Ореста. Перикл измерил шагами холм: вдоль и поперек. Оказалось: длина – триста двадцать пять шагов, ширина – сто восемьдесят один шаг. Зодчий Мнезикл – хорошего сложения молодой человек, курчавоголовый – нанес эти размеры на папирус.
Потом все они отошли к западному краю холма, который против входа в старинное святилище, разрушенное мидянами в прошлую, большую войну. И еще виднелись тут развалины храмов, оскверненных врагами. Сорная трава успела вырасти среди камней. И развалины дворца, заросшие густым кустарником, – дворца времен песнопевца Гомера.
Западный край соединялся с городом: здесь существовал с давнопрошедших времен пологий спуск, по которому проложена дорога. По ней могли подыматься даже повозки, в которые запряжены два вола.
Перикл обратил свой взор на гору Ликабет, а затем на море – в сторону пирейской бухты. А под ногами простирался этот великий город, самими богами нареченный Афинами.
– Во сколько локтей ты оцениваешь эту высоту? – спросил Перикл Фидия, указывая на отвесную скалу.
Ваятель и не задумывался: он назвал цифру в сто пятьдесят локтей.
– Воистину творение божеских рук! – громко сказал Перикл. – Ибо эта скала, как бы специально для защиты города сотворенная, кажется прибежищем духа сильного и гордого, веющего над великим городом. Пусть поверженная неукротимым врагом – она все-таки была и есть хребет государства, выстоявшего в битве и одержавшего победу.
64 
