332 
Стали думать, сразу в восемь голов. И в одной голове просветилось: да Энгельгардта!
Энгельгардт – полностью свой, член Государственной Думы. В прошлом – улан-гвардеец, любитель скаковых лошадей, – и окончил Академию Генерального штаба, хотя никак это не направило его последующей жизни. И ещё не стар.
Так великолепно! Он кто по званию? Нето подполковник, нето полковник. Отлично! А где он сейчас? Да где-то здесь, был на частном совещании, и ещё потом оставался.
Искать его!
И нашли.
Пришёл – в сюртуке, в белой манишке с бантиком, ничто не напоминало в нём военного. Но свой же человек, думский, октябрист!
Никогда он не возвышался до общества лидеров Думы, а тут – все лидеры ласково приветили его. И во мгновение кооптировали в состав Временного Комитета (получился – тринадцатым, а так подгонял Родзянко, чтобы было двенадцать!). И назначили – как он будет называться? – поскольку командующий войсками пока Хабалов, – пусть будет «комендант Петрограда»!
И теперь он должен будет возглавить все воинские части, перешедшие на сторону народа. Собрать их, вновь организовать. А если придётся – то, да, и вести военные действия против войск реакции.
Но, господа, но так сразу?…
Вот сразу, двумя руками депутата, даже не надев мундира. (А мундир дома есть? – Есть).
С опозданием ворвался длинноусый терец Караулов – с газырями на черкеске, – чем не главнокомандующий? вот он я!
Но не хватало терцу образовательного ценза.
– И как же безо всякого штаба? – спрашивал Энгельгардт.
Да позвольте, господа, тут какой-то штаб у нас уже есть по соседству, да вот в кабинете Некрасова.
В кабинете Некрасова? – изумился Родзянко. Вот тут, за стенкой штаб – и никто не доложил?
И воззрился на своего молодого, слишком ловкого заместителя.
Но Некрасову не добавилось румянца, и так же непроницаемо смотрели его синие глаза. А голос умел бывать таким искренним, простодушным: а что такого? товарищи из Совета депутатов попросили помещения…
Родзянко возмущённо поднялся. Нет! Так он не может руководить, ничего не ведая в собственном доме! Он не стал обходить кругом по коридору, а властно толкнул заклеенную небольшую скрытую дверь – и прямо вступил в кабинет Некрасова.
И за ним – Некрасов, Энгельгардт, ещё некоторые. (Милюков как сугубо гражданский человек не пошёл).
А там тоже не ожидали, эта дверь, думали, не открывается. И вдруг – сам Родзянко!
Какой-то сидел угрюмый исподлобный, в мятом пиджаке и с мятым лицом. Какой-то лейтенант-морячок с косым начёсом. Один прапорщик. Несколько ожидающих. И груда винтовок в углу, на полу, вот и весь штаб.
Родзянко с неудовольствием быковато осмотрел весь этот непорядок. И очень бы сейчас ругал Некрасова. Но может быть это как раз и было то, что нужно?
Кивнул им.
– Господа офицеры, – процедил, не находя подходящей формы обратиться.
Перед его величественной фигурой все давно вскочили и подтянулись.
– Временный Комитет Государственной Думы принял на себя восстановление порядка в городе. Для этой цели комендантом Петрограда назначается генерального штаба полковник Энгельгардт, вот, прошу любить, – которому вам всем и надлежит подчиниться.
Тут – никто не возразил. Но последние слова Родзянко слышали и несколько других, вошедших из противоположной комнаты (да они уже тут все комнаты захватили!). И во главе их какой-то лысый малорослый припрыгивающий штатский с расстёгнутым сюртуком, со смоляной прямоугольной бородой вырвался:
– Не надо нам вас, толстопузых, цензовых! Это – штаб обороны Совета рабочих депутатов, и он никому не подчиняется!
То есть как? Родзянко остолбенел как от удара палкой в лоб. Ведь он только что, принимая власть, предупредил: при условии всеобщего полного ему подчинения!
И вдруг – такие оскорбления? такой невозможный язык?
И это – рядом с его кабинетом?!
Но как раз оттуда, из кабинета, стал слышен настойчивый звон и звон телефона. А Родзянко приказал секретарям только самые важные звонки на него переключать. Значит важный.
Без сожаления ушёл от этой несуразной сцены, из этого анекдотического штаба, за ним пошли и другие думцы.
Крупной лапой взял трубку, зовко отозвался – и впился слушать, уже только односложно отвечая.
И все тут замолчали, перейдя во внимание, стараясь уловить, о чём разговор. Кто говорит – не сразу поняли, но, видимо, кто-то связанный с правительством и с Государем.
332 
