329 
А тогда – почему же? Почему, правда, всё началось? Они сами не могли себе этого объяснить: почему? Почему именно в эти дни, когда никто не ждал? И почему сразу в один день, так быстро?
Но если сама литературная комиссия этого не понимала, то что же поймут народные массы?…
Наконец, написали: «Старая власть довела страну до полного развала, а народ до голодания. Терпеть дальше стало невозможно». А там как по накатанному: массы вышли на улицу – им вместо хлеба дали свинец. «Но солдаты не захотели идти против народа – и восстали».
Тут случилась новая помеха: открылась соседняя дверь и оттуда стали выходить думцы, члены Временного Комитета: сам хозяин этого кабинета Коновалов, Милюков, Некрасов, другие.
Их новость была, что Родзянко уединился, попросив время на размышление.
Но стол-то Коновалову пришлось освободить. На гостей косились, однако гнать не смели, как представителей революционной демократии.
Литературная комиссия сдвинулась в сторону и при громком разговоре думцев пыталась продолжать обсуждение, Гиммер набрасывал на коленях.
Борьба ещё не доведена до победы. Старая власть должна быть низвергнута окончательно – и только в этом спасение России.
«Низвергнута окончательно» – но не знали они, доредактируют это воззвание, или поднапрёт 177-й полк от Знаменской площади – и побежит во все стороны Таврический дворец, а те, что в сквере греются у костров или разлеглись в Екатерининском зале, – не защитники. Это просто удивительно! – хотя бы одна единственная рота была на защите революции – ведь ни одной.
…Для успешного завершения борьбы в интересах демократии… в столице образовался Совет Рабочих Депутатов из выборных представителей заводов и фабрик…
В это время зазвонил телефон – и требовали Шидловского, непременно его, а он вышел. Кто-то его позвал. А аппарат был такой, что надо было под рычагом держать палец или карандаш, а то разговор исчезал. Научили Шидловского держать карандаш.
Он очень оживился. Можно было понять, что говорят из Преображенского полка.
Так и есть! Шидловский закончил сияющий. Объявил всем в комнате, что Преображенский полк в полном составе поддерживает Государственную Думу!
Фу-у-у, намного стало легче.
Посоветовался с Милюковым и пошёл стучать к Родзянке.
Литературная комиссия, оживлённо пообсуждав Преображенский полк, опять уткнулась в своё воззвание, бодрей. Надо было сформулировать основную задачу Совета Рабочих Депутатов и основную цель его.
Скоро Шидловский вернулся и взволнованно объявил, что Родзянко согласился взять власть!
Присутствующие думцы захлопали.
Итак – революционная власть создалась! Литературная комиссия не удержалась и тоже захлопала.
(А 177-й полк может уже наседал?)
Но как же быть с Советом Депутатов? Он же – тоже революционная власть, и даже более демократическая. А какая его цель?
… Организация народных сил? Упрочение политической свободы? Установление в России народного правления? Или как его назвать?…
Ещё много тут было вопросов.
И надо ли говорить об Учредительном Собрании?
Нет, тут оставаться невозможно, думцы шумно разговаривали. Хотя интересно посмотреть-послушать, но и наш Совет ещё идёт, тоже интересно. А без воззвания вернуться нельзя.
Потянулись искать другую комнату. Тем временем в Екатерининском всё больше ложились спать, а в Купольный всё больше натаскивали каких-то грузов: пулемётные ленты, пироксилин, мешки с чем-то.
Нашли комнатушку вроде складской, со старыми изданиями, и там, застревая на каждом слове, еле дотянули воззвание до конца.
Пешехонов отправился на заседание Совета, но не дошёл до него: его перехватили и втащили в заседание финансовой комиссии, куда он тоже был кооптирован.
Там обсуждали, откуда Совету рабочих депутатов брать деньги на свою работу. Пешехонов сразу вошёл в проблему, что думать не об этом надо, а как сохранить казначейство и банки, чтоб их не разграбили.
158
Все права свои забирала уже ночь – и спали на полах и лестницах ратники хабаловского пёстрого отряда. А у начальства – нет, по-прежнему не было покоя.
Ненасытно подвижный генерал Занкевич, обходя посты, составил впечатление, что настроение солдат ненадёжно, и не только не готовы они к наступлению, но даже – оборонять это непонятное Адмиралтейство.
329 
