Последние отзывы

  47  

Поная улыбнулась и подошла к ее изголовью. В ее руках была тряпка и маленькая глиняная миска, в которой плескалась какая-то темно-коричневая жидкость. Поная откинула одеяло, обмакнула тряпочку в жидкость и смазала ею ногу Гермии. Самое удивительное, что боли почти не было. Может быть, и ноги уже нет? — мелькнула в голове Гермии страшная мысль. Она приподнялась и взглянула на ногу. Та, слава богу, была на месте…

Поная жестом попросила Гермию лечь и произнесла несколько фраз на индонезийском. Гермия недоуменно пожала плечами, разобрав только слово «понги» — «рано» и предположив, что фраза означала: «вставать еще рано». Как жаль, что она не понимает бахаза… Тогда она могла бы узнать о том, как сюда попала…

Поит! Господи Боже! — Воспоминание острой бритвой царапнуло по сердцу. Как она могла забыть о нем! Сколько времени она провела здесь?! Наступил ли уже четверг?! Как она может получить ответы на все эти вопросы, когда она совершенно не знает бахаза, а Поная не знает английского? Если бы здесь был Констанс или Джамбата… Но Констанс бросил ее… Гермия умоляюще взглянула на Понаю.

— Джамбата? Где Джамбата? — взволнованно спросила она.

Поная указала на дверь, что, по всей видимости означало: Джамбата ушел. Гермию охватило отчаяние. Неужели срок, назначенный похитителями, уже прошел, и Пойта нет в живых?! Она вскочила с постели, позабыв о боли, и тотчас же почувствовала сильное головокружение.

Поная успела подхватить ее и, нахмурившись, указала на ложе. Как это ужасно! Она настолько беспомощна, что ничего не может сделать. С помощью Понаи Гермия вновь улеглась в постель. Оставалось надеяться только на то, что похитители будут ждать. Но это была такая призрачная надежда…

Индонезийка склонилась над ее лицом, закивала головой и пробормотала какие-то слова. Потом ласково погладила Гермию по голове и ушла. Отчаяние ушло, внутри осталась только тупая боль от собственной беспомощности. Гермия попыталась сосредоточиться на событиях, произошедших с ней в тот день, когда она вернулась на Комодо. Ворюга-гид, комодский дракон, а потом каменное плато, тяжелый сон и видения. Вот и все, что она смогла вспомнить. То, как она транспортировалась с гребня в дом Джамбаты, оставалось загадкой.

Может быть, это место оказалось недалеко от деревни, и ее нашел кто-то из местных, а потом принес к Джамбате? А может быть, это был сам Джамбата? Вопросы, вопросы, одни вопросы… Вот как, оказывается, плохо терять сознание. Ничего не помнишь и чувствуешь себя беспомощной. А все потому, что кое-кто, назвавшийся твоим другом, бросает тебя в самый неподходящий момент… Гермия была чудовищно зла на Констанса. Все, что случилось с ней в тот день, произошло по его вине. А ведь никто же не просил его называть себя другом и обещать помощь. Сам вызвался…

Там, на вершине гребня, думая, что смерть уже близко, Гермия решила простить его. Простить ради тех чувств, которые к нему испытывала. Справедливо ли будет отказываться от своих, пусть и не слов, но мыслей? В конце концов, она сильно обидела Констанса, и, может быть, в тот момент он не контролировал себя… Знать бы, где он сейчас, думает ли о ней? Вспоминает ли ту безумную ночь, когда им казалось, что они — единственные люди во всей вселенной?

Но какая же она все-таки эгоистка: Пойта, возможно, уже нет в живых, а она по-прежнему думает о Констансе…

Гермия твердо пообещала себе, что если с Пойтом все будет в порядке, она не станет больше морочить ему голову. Расскажет все, как есть, признается в том, что любит Конни, и отменит свадьбу. Обязательно отменит. Потому что было бы в высшей степени несправедливо обманывать человека, который любит ее. Правда, Поит оказался не таким уж правильным, каким она его считала, но что ж… Все-таки нужно уметь прощать. Ты простишь, и тебя простят… Наверное, это правильно. Только если бы это открытие могло вернуть Пойта… И Констанса…

В доме послышались оживленные голоса и радостный смех. Гермия приподняла голову и прислушалась. Может быть, в дом зашли дети?

Но голоса были не детскими. И очень знакомыми… Сердце забилось, стало большим-большим и заняло все внутри. Гермия не чувствовала ничего, кроме стука собственного сердца. Эти голоса… Она боялась подумать об этом, поверить в это… А эти голоса приближались…

— Конни! Поит! — Она не могла молчать и смеялась сквозь слезы. — Конни!

Пара секунд — и Констанс был у ее кровати. Он осыпал заплаканное лицо поцелуями и шептал ласковые, добрые слова. Гермия задыхалась от рыданий, от счастья, которого было слишком много, чтобы вместить его целиком.

  47