Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
32 
– Так, Марцелл… Допустим, что так. Вот съели твою гнилую спаржу. А потом?
– Потом принимайся за айву, за финики, за виноград…
– А потом?
Марцелл вдруг спохватился. Прикусил язык. И побледнел.
«Я дурак, – подумал он, трепеща от ужаса, – я сущий дурак! Разве не ясно, что этот Крисп пытается выведать мои сокровенные мысли, чтобы донести потом преторам, консулам и пес знает кому еще?!.. Дурак я, дурак! Стою и точу лясы, а за мной уж приглядывает одноглазый тюремщик из Мамертинской темницы. Может, он уже за спиной?..»
И Марцелл невольно оглянулся.
У входа в его лавку стоял какой-то важный господин в сопровождении двух рабов. Видя, что лавка пуста, господин решился перешагнуть через порог.
Марцелл сорвался с места и заторопился к себе. «Слава богам! – говорил он себе. – Как нельзя вовремя послали они этого покупателя. Пусть толкуют без меня. Подальше от греха!»
Господин оказался не кем иным, как самим Муреной Непотом Целером – знатным патрицием, важным магистратом, по долгу своей службы тесно связанным с сенатом и великими сенаторами. Он жил в чудесном особняке недалеко отсюда, в конце улочки.
Зеленщик поклонился весьма учтиво.
Целер улыбнулся. Ответил легким кивком. Рабы его вели себя столь дерзко, что не соизволили даже поклониться. А высокий и статный раб, которому не было и тридцати, наклонился к своему господину и проговорил весьма негромко:
– Марцелл, зеленщик.
Это был номенклатор. Напомнив господину имя лавочника, раб отошел назад на целых два шага.
– Да, да, разумеется, Марцелл, – проговорил господин. Он при этом все время улыбался. Еще не старый, – может быть, сорок с хвостиком, – он выглядел так, словно только что вышел из парилки бальнеума: чистенький, весь светящийся изнутри, розовый, как молочный поросенок. Его серые глаза тоже улыбались. Светло-серая тога из прекрасной шерстяной ткани и бежевые башмаки выглядели так, словно только что купили их у купца Клодия, что торгует на Авентине.
Господин сказал, что знает Марцелла и отлично помнит его имя. Сначала он удивился, когда застал в лавке одну пустоту. Потом оказалось, что хозяин ее беседует со своими друзьями. Очень жаль, что пришлось оторвать Марцелла, несомненно, от интересной беседы.
– Да, – признался Марцелл, и руки его замелькали у самого носа, – беседа была, я бы сказал, жаркой.
– Вот оно как, – проговорил патриций, рассматривая плетеные корзины с овощами, расположенные полукругом для лучшего обозрения. Было заметно, что Целер не очень интересуется беседою лавочников. Все его внимание приковано к спарже. Он, видимо, очень любил спаржу, раз позволил себе явиться самолично к зеленщику. Целер сказал: – Настоящий любитель спаржи выбирает только сам. Я ее люблю совершенно бесцветную, но она и не должна быть слишком зеленой. Только собственный глаз поможет тебе выбрать самые лучшие стебли.
– Истинно так! – воскликнул зеленщик, уважающий настоящих знатоков зелени. – Мы тут поспорили немножко…
– Все зависит от овощевода…
– Разумеется, господин… Мы могли бы и поругаться. Очень даже просто.
– Толщина стебля тоже имеет значение. – Патриций-гурман наклонился над корзиной, чтобы выбрать самую лучшую, по его мнению, спаржу.
– Еще бы! – подхватил Марцелл. – Вся сладость в стебле… Да, спор был необычный.
– Какая прелесть! Это не спаржа, а сплошной источник жизни… Изумительный источник!..
– Речь у нас шла о жизни и смерти…
– Смерть? Это ужасно!.. – Патриций думал о своем.
– Я так и сказал им! – воодушевился зеленщик. – Если ты хочешь жить – сиди и молчи, ешь спаржу, закусывай медом с финиками, жуй свой хлеб.
– Фу! – сказал господин, передавая рабу отобранные пучки спаржи – бледной на вид, с едва заметными переливами зеленого цвета, можно сказать, с прозеленью на бледно-желтом стебле. – Довольно эгоистичная точка зрения на человеческое существование. Неужели все друзья согласились с тобой?
– Мы не смогли договориться…
– И это очень хорошо…
– Хорошо-то хорошо, но для кого, спрашивается. Для Мария? Для Суллы? – Марцелл так крутанул рукою, что чуть не отшиб себе длинный нос.
– Что? Что? – опешил патриций. – Что это ты мелешь? – И он выронил из рук отличный пучок спаржи. – Какие имена ты произносишь вслух, несчастный зеленщик?!
– А разве нельзя? – изумился Марцелл.
Целер подбоченился. Нижняя губа у него дрожала. В эту минуту ему хотелось знать, с кем имеет дело: с умалишенным или притворой?
32 
