Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
151 
– Позвольте откланяться? – сказал предводитель.
Сергей Яковлевич не пошевелился.
– Князь! – возвысил голос Атрыганьев. – Я вам кланяюсь.
Мышецкий смотрел куда-то мимо него.
– Без працы не бенды кололацы, – сказал он, и Атрыганьев выскочил за двери.
Тогда он позвал Огурцова, велел закрыть кабинет.
– Всю жизнь я презирал пьяниц, – сказал Мышецкий и разлил водку по стаканам. – Средство простонародное, но зато безотказное… Вот за этим окном пролетел однажды мужик. Взял вот так – и пролетел! А куда он делся потом – не знаю.
– Умер, – сказал Огурцов.
– Что?
– Умер, говорю. Пятеро детишек – мал мала меньше…
Сергей Яковлевич быстро опьянел от крепкой «монопольки».
– Ну и ладно! – сказал он. – Я тоже вот вскоре… полечу. Только раздуются фалды моего фрака да посыплется из карманов мелочь. Кто-нибудь подберет… Выпьем! Паскудно все и проклято – все, чего ни коснешься!
– А вы-то меня, – вдруг закусил губу Огурцов, – как собаку худую, шпыняли. Сколько вы меня по этой половице гоняли… Стыдно, сударь! Я ведь в отцы вам гожусь…
Мышецкий положил руку на плечо старого чиновника:
– Простите… прости!
– Маленький я человечек. Вот такой крохотный, – Огурцов показал свой ноготь. – А мне ведь тоже, как и вам, желательно себя человеком чувствовать! Прилетели вот вы сюда к нам, наорали на всех, распихали по «третьему пункту». А чего вы добились-то? Взяток – не брать. Да мы и без вас хорошо знаем, что – грех это! Не для этого вас из Петербурга прислали.
– Огурцов, брат мой, о чем ты?
– Выпили мы полсобаки, и ладно! Могу еще сбегать за половиной… Что вы так на меня смотрите, князь? Думаете, я не беру? Эва, с чего бы пил тогда я? У нашего брата, чиновника, своя статья. Рабочий – бунтует, потому что ему взять-то – негде! А мы и не бунтуем, потому что… берем!
Мышецкий поднялся из-за стола, покачнулся.
– Что же ты раньше молчал? – спросил он. – Тихий был?
– А и молчал, сие верно… Ждал, когда вы сломаетесь. Аукнулось, князь! Теперь-то вы меня слушать будете. Маленький я человек, да от земли-то мне, с низов самых, хорошо все видится, что наверху творится…
Огурцов уложил губернатора на диван, стащил с него ботинки и закрыл снаружи двери кабинета, обещав разбудить к вечеру, что он и сделал.
Вечером Сергей Яковлевич побрел домой, где его встретила Сана.
– Никак вы хмельной? – спросила кормилица. – В губернии эвон что творится, а вы… эдак-то! Нехорошо, князь.
Только сейчас Мышецкий заметил, что Сана увязывает узлы, кладет поверх них свою гитару.
– Сана, неужели ты уходишь от нас?
– Ухожу, Сергей Яковлевич, не взыщите. Надоело все!
– Разве плохо тебе у нас? Или обидели?
– Спасибо вам, – ответила женщина, – что вы ко мне по-людски относились. Если бы не вы – так я бы и одного часу в вашем семействе служить не осталась.
– Чего же так, Сана?
– Ай, Сергей Яковлевич, свои глаза нужно иметь. Неглупый вы человек, а посмотришь на вас – так сущий младенец!..
На столе, среди свежей почты, его ожидало грязное письмишко от черносотенцев.
«Не пытайтесь, – угрожали ему, – рядиться в маску страдальца за народ. Вы довольно-таки ловко прикидываетесь верным слугою царя, но этот номер вам не пройдет. Для нас, истинных патриотов, вы всегда останетесь только краснозадой сволочью, и мы прихлопнем вашу лавочку. Одумайтесь, пока не поздно!..»
– Конечно, – сказал Сергей Яковлевич, – что они могут знать обо мне, эти господа? Но в одном они правы: мне следует одуматься. Или – или…
Собственно, что ему делать? Хорошо вот Пете: разбирает свои гравюрки, воркует над «великими мужами» и – все тут. «Стоило мне соваться в этот навоз. Я же не Столыпин, который смело пройдется по черепам. Я тоже маленький человечек, как и Огурцов, только не беру взяток.
Может, пойти к Кобзеву? Сказать ему – так и так, мол. Спокойствие губернии и прочее. Историческая необходимость. Лес рубят – щепки летят. Простите, но вы понимаете, что я был вынужден сделать это. У меня колокольня не своя, а – государственная. Интересы отечества…
Нет уж, конечно, в таких делах лучше быть Столыпиным!»
Сергей Яковлевич привел себя в порядок и направился к Кобзеву. На улицах города все пребывало в отменном спокойствии – просто не верилось, что внутри губернии клокочут какие-то подземные силы. Обыватели мирно сидели по домам, гоняли чаи из пузатых самоваров и дышали тем воздухом, который в неограниченных дозах отпускало им начальство, снисходя к человеческой слабости…
151 
