очень нудно 
163 
Я не видел ее несколько лет, — продолжал Тирни. — Меня известили просто из вежливости. Пола была поражена, когда я явился к ним в дом в Нэшвилле, что само по себе многое говорит обо мне, не правда ли? Но вместо того, чтобы ее утешить и хоть как-то облегчить ситуацию для нее и Ламберта, я повел себя, как последний осел.
Я имел наглость критиковать их за то, что они слишком быстро уехали из Клири и не настояли на продолжении поисков. Наступила зима. Невозможно было заставлять несколько сотен людей бесконечно прочесывать эту гору. Но я отказывался принимать эту простую истину, отказывался верить, что больше ничего нельзя было поделать, оставалось лишь надеяться, что Торри где-то когда-то объявится.
Я не мог примириться с тем, что ее лицо появится на молочных картонках с просьбой сообщить любую информацию.
Тирни повернулся к Лилли.
— Ламберт вышвырнул меня из их дома, и я его ни в чем не виню. Я поселился в гостинице. И в безликом гостиничном номере, где ничто, кроме рюкзака со сменой одежды, не принадлежало мне, я вдруг понял, что остался совершенно один на свете.
Пола и ее муж могли опереться друг на друга, вместе поплакать, обняться и утешиться. У меня не было никого, и я сам был тому причиной. Мне пришло в голову, что я добровольно отказался от единственного существа на планете, в жилах которого текла моя кровь. Вот тогда-то я впервые заглянул в лицо самому себе и понял, какой я эгоистичный ублюдок.
Отказ от Торри был не жертвой. Я когда-то внушил себе это, но это не было правдой. Это был эгоистичный шаг, а не широкий жест самоотречения во благо моего ребенка. Я хотел шататься по миру. Я хотел жить на чемоданах, паковаться и уезжать когда вздумается, не считаясь со своей семьей. В том пустом гостиничном номере я увидел себя таким, какой я есть. Во всяком случае, таким, каким был. Настало время отдавать долги.
В тот вечер я принял решение любой ценой докопаться до истины. Я поклялся искать ее до самой смерти. Это был единственный долг, от которого я не мог уклониться. Это было последнее, что я мог сделать для своей дочери. Единственное, что я когда-либо для нее сделал.
Его голос охрип от волнения.
— Я дошел до конца, Лилли. Мне пришлось ползком вылезти из своей больничной койки, но я был там, на горе, когда эксперты проводили эксгумацию. Я был с Полой, когда останки нашей дочери были идентифицированы без тени сомнения. Мы провели скромную поминальную службу и похороны в Нэшвилле.
Он оторвался от изучения журнальных обложек и посмотрел на нее. Его глаза были полны слез.
— Мне пришлось покончить со всем этим, перевернуть эту страницу, прежде чем я мог прийти к тебе. Ты понимаешь?
Лилли молча кивнула, опасаясь, что разрыдается, если заговорит.
— Возможно, теперь, когда ты все это услышала, ты не захочешь иметь со мной ничего общего, но я надеюсь, что этого не случится.
— Как ты думаешь…
— Что?
— В тот день, когда мы спускались на байдарках по реке, ты почувствовал во мне ту же пустоту, ту же горечь утраты, которую ощущал сам? Я потеряла Эми. Ты потерял Торри. Ты узнал…
— Родственную душу?
— Что-то в этом роде.
— Я в этом уверен, — сказал он.
— Вот как?
— Погоди, ты хочешь спросить, только ли это привлекло меня в тебе?
— А это так?
— А ты как думаешь?
Его неистовый взгляд был горяч, как ласка. Он ответил на ее вопрос.
Лилли покачала головой.
— Нет, я думаю, мы оба знали, когда попрощались в тот день, что это не конец, а лишь отсрочка.
— Время, проведенное нами вместе, исчисляется часами, — сказал он, — но мне кажется, что мы знаем друг друга лучше, чем большинство пар, проживших в браке долгие годы.
— А мы пара, Тирни?
Вот теперь он подошел к ней, обхватил ее лицо ладонями, приблизил к своему лицу.
— О боже, я на это надеюсь. — Он обвел взглядом ее лицо, задерживаясь на каждой черточке, и наконец остановился на губах.
— Хочешь меня? — прошептала она.
— Ты даже не представляешь себе, насколько…
Он наклонил голову и поцеловал ее. Нежный поцелуй мгновенно перерос в горячий и влажный, бесконечно чувственный, переполненный волнующим обещанием.
Он все еще не вполне владел правой рукой и обнял ее левой и движением, которое хорошо ей запомнилось после их первого поцелуя, притянул к себе вплотную, нажав ладонью на талию.
Поцелуй тянулся, не прерываясь, несколько бесконечных минут. Когда они наконец оторвались друг от друга, он пригладил ей волосы, разметавшиеся по плечам.
— Ты меня больше не боишься?
— Боюсь одного — что ты опять исчезнешь из моей жизни.
— Ну, тогда тебе нечего бояться. — Тирни шутливо чмокнул ее, словно скрепляя клятву печатью, но, когда поднял голову, его лицо было серьезным. — На этот раз все будет по-другому, клянусь тебе, Лилли. Я буду любить тебя, как никто никогда не любил.
— Ты уже сделал все, что нужно, тебе больше нечего доказывать. Ты уже не раз рисковал для меня жизнью.
— Раньше я не умел любить, но…
Лилли прижала палец к его губам.
— Все ты умел, Тирни. Ты не смог бы сделать то, что сделал, не смог бы пожертвовать два года жизни и едва не загубить ее ради Торри, если бы не любил ее.
— Но она умерла, так и не узнав об этом.
— Я так не думаю. Она все знала.
Тирни взглянул на нее с сомнением, но Лилли видела, что он отчаянно хочет ей поверить.
— Пола мне сказала, что Торри читала все мои статьи. Держала все журналы у себя в комнате и не давала матери их выбросить.
Лилли обхватила руками его голову.
— Она знала, что ты ее любишь!
— Если бы я мог начать сначала, уж я бы позаботился, чтобы она знала. Я твердил бы ей об этом каждый день. Я бы все сделал иначе. Я бы все сделал правильно.
Лилли крепко обняла его, опустила голову ему на грудь, чтобы он не увидел ее тайной улыбки. Пусть сегодняшний день принадлежит только им одним. Завтра у нее еще будет время сказать ему, что, хотя он потерял одного ребенка на той горе, там же он зачал другого.
Ему уже был дарован шанс начать сначала и все сделать правильно.
163 
