Последние отзывы

  76  

Чем дольше длилось это "Ай-я-яй-я-яй!", тем громче и восторженнее хлопали восхищённые зрители. Затем начиналась песня — эмоциональное воплощение перехлёстывающих через край страданий истерзанной души.

Песня сопровождалась барабанной дробью каблуков, каждый удар которых с такой силой впечатывался в землю, что к концу танца исполнитель худел по крайней мере на полкилограмма.

Я выбрала знаменитое фламенко Маноло Эскобара под названием "Тележка", повествующее о душевных терзаниях бродяги, у которого украли его любимую ручную тележку с добытыми из мусорных баков сокровищами. Мне пришло в голову, что он, лишившись тёплой одежды, одеяла и кусочков засохшего хлеба, должен был чувствовать себя примерно так же, как я сейчас.

— Ай-я-яй-я-яй! — взвыла я, вскидывая вверх руки и выбивая каблуками гулкую барабанную дробь.

— Я-яй, я-яй! — откликнулись горы.

Акустическое сопровождение вдохновляло.

— Ай, тележка моя, тележка! — во всю глотку заголосила я по-испански, чувствуя, как по телу разливается живительное тепло.

— У меня украли тележку!

Тележка моя, тележка!

Где же ты теперь, моя тележка?

Ай, тележка моя, тележка!

Я никогда не отличалась выдающимися вокальными данными. Правда, голос у меня был громким и пронзительным, но эти достоинства компенсировались почти полным отсутствием музыкального слуха. Однако сейчас для меня это не имело значения. Вокруг грохотало и подвывало эхо, а моему эмоциональному накалу могли бы позавидовать самые темпераментные андалузские исполнители. Я пела под небом, в котором сиял Южный Крест, окружённая пиками Андийских Кордильер, в самом просторном в мире зале, и я была счастлива.

— Тележка моя, тележка!

Как мне жить без тебя, моя тележка? — выдала я заключительный аккорд и, станцевав экарте и линк^[13], замерла, задыхаясь от усталости.

На лбу у меня выступил пот, а тело пылало, как костёр. Теперь осталось только хорошенько укрыться ветками, чтобы сохранить тепло — и я просплю до утра, как младенец.

Наступившая тишина обволокла меня, как патока.

Вздохнув, я устроилась на своём импровизированном ложе и принялась аккуратно покрывать тело толстым слоем травы и веток.

— Ай-я-яй-я-яй! — неожиданно разорвал тишину полный тоски напев.

— Ай, сестра моя, сестра!

Почему ты молчишь, моя сестра?

Почему ты не смотришь на меня, моя сестра?

Сестра моя, сестра!

Я вскочила, разметав в стороны ветки.

На фоне ночного неба выделялся силуэт одетого в пончо мужчины. Его голос показался мне знакомым.

— Маута! Это ты? — воскликнула я.

— Я пришёл к тебе, моя сестра! — пропел индеец.

— Но как ты здесь оказался? И где ты научился петь фламенко?

— Ты так грустила по своей потерянной тележке, что тебя и в Лиме было слышно, — усмехнулся Маута.

— А у тебя есть сушёный куй? — с надеждой спросила я. — Я заблудилась и умираю от голода.

— А как насчёт бутербродов с сыром и колбасой?

— Ты это серьёзно?

— Вполне, — сказал индеец, доставая пакет из перекинутой через плечо холщовой сумки. Пакет источал восхитительный запах копчёной колбасы.

— А ты случайно не воплощение бога Виракочи? — восторженно спросила я, с трудом подавив желание заключить Мауту в объятия. Я боялась, что индеец может меня неправильно понять.

— Ты ближе к истине, чем ты думаешь.

В голосе индейца была непривычная торжественность, но, поглощённая мыслью о бутербродах, я не обратила на это внимания.

Маута с какой-то странной улыбкой на обычно невыразительном лице наблюдал, как я энергично уничтожаю его припасы.

— Хочешь, я покажу тебе подземные города инков? — неожиданно спросил он.

Я чуть не подавилась кусочком бутерброда.

— Подземные города инков? Ты имеешь в виду тоннели?

— Тоннели там тоже есть, — улыбнулся индеец.

— А они далеко отсюда? Я думала, что это всего лишь легенда.

— Один из входов находится совсем рядом.

— Эти тоннели ведут к центру земли, и в них спрятаны сокровища инков? — вспомнив предсказание акльи, спросила я.

— В древние времена инки считали, что некоторые пещеры доходят до центра земли, — уклончиво ответил Маута.

Их было тридцать шесть. Завёрнутые в полуистлевшую коричневую ткань мумии сидели в три ряда с лицами, обращённым в одном и том же направлении. Я догадалась, что их высохшие полузакрытые глаза смотрели на восток. Тусклый свет зажжённых Маутой факелов отбрасывал красноватые блики на их тёмно-коричневые, на удивление хорошо сохранившиеся лица с длинными чёрными волосами, зачёсанными назад.

  76