Последние отзывы

  2  

— И что же вы узнали? — спросила я, поскольку Альда снова замолчала.

— Моим предком по материнской линии был незаконнорожденный сын португальского короля Альфонсо Третьего! — гордо выпалала Альда.

— Вот это да! — восхитилась я. — Здорово!

— Но это ещё не всё! — многозначительно произнесла мексиканка. — Оказывается, я состою в родстве с испанскими королями, и, что ещё более удивительно, среди моих предков был последний император инков — Атауальпа Тупак Юпанки Инка Четырнадцатый!

Это уже становилось интересным. У меня хватало знакомых, состоящих в родстве с европейской аристократией, но потомки императора инков на моём пути ещё не встречались. Одно имечко чего стоило: Атауальпа Тупак Юпанки Инка Четырнадцатый! Оно будоражило воображение. Если в этой истории покопаться, на таком материале можно будет сделать интересную книгу.

— Так-так! Секундочку! — возбуждённо сказала я, лихорадочно отыскивая бумагу и ручку, чтобы на всякий случай записать сложное для запоминания имя краснокожего императора. — Как, вы говорите, его звали?

— Атауальпа Тупак Юпанки Инка Четырнадцатый, — повторила Альда. — Моя линия идёт от его дочери, Беатрис Тупак Юпанки, которая влюбилась в капитана испанского корабля и сбежала с ним. Потом Атауальпу казнили, а капитана, с которым убежала Беатрис, убили в войне, разгоревшейся между испанцами из-за золота инков.

— А нельзя ли поподробнее, — попросила я, лихорадочно записывая. — Кстати, как звали этого капитана?

— Ирина! — голос мексиканки неожиданно стал холодным и подозрительным. — Вы опять что-то затеваете. Я вас слишком хорошо знаю!

— Ничего я не затеваю, — возразила я. — Просто я подумала, что эта история отлично подходит для книги!

— Этомои предки! — отчеканила Альда. — И я сама собираюсь написать про них книгу! Так что даже близко не суйтесь к ним.

— Но я же не собираюсь отнимать у вас предков, — возразила я. — Вы напишете про них серьёзное исследование, а я придумаю какой-нибудь детектив, так что я никоим образом не смогу составить вам конкуренцию.

— Ну уж нет, — решительно заявила мексиканка, и в голосе у неё зазвучала сталь. — Найдите своих предков, и пишите про них всё, что вам вздумается, а моих оставьте в покое!

— Ладно, как скажете, — уныло согласилась я.

Несмотря на обещание, данное Альде, история романтической любви Беатрис Тупакьюпанки и испанского капитана продолжала меня интриговать. Сделав ещё пару безуспешных попыток вытянуть что-либо из своей преподавательницы, я сдалась, и решила обратиться за информацией к более сговорчивому источнику, а именно к её дочери Аделе. Приняв это мудрое решение, я набрала номер подруги.

— Ирина, привет! — обрадовался моему звонку Бобчик, жених Аделы. — А Аделы нет. Она уехала на остров Бали. Вернётся только через неделю.

В отличие от суровой и добродетельной во всех отношениях Альды, питавшей почти патологическое отвращение к красивым представителям сильного пола, как к существам самовлюблённым, ненадёжным и безответственным, Адела подобного отвращения не испытывала. Красивые мужчины ей нравились, но ещё больше ей нравилось нравиться красивым мужчинам. Впрочем, при её молодости, обаянии, огненном темпераменте и врождённой склонности к кокетству это было не трудно. Адела нравилась всем — и красивым и некрасивым.

В совершенстве владея испанским языком, она активно вращалась в среде обитающих в Москве латиноамериканцев, с азартом разбивая сердца чилийцам и боливийцам, эквадорцам и уругвайцам, никарагуанцам и парагвайцам.

Проучившись пару курсов в университете Дружбы Народов, Адела бросила его. Некоторое время она проработала официанткой в латиноамериканском ресторане, а затем устроилась танцовщицей в ночной клуб "Кайпиринья", где и познакомилась с Бобчиком, очень богатым "новым русским".

На самом деле Бобчика звали Димой, но, поскольку его фамилия была Бобовский, все почему-то с детства называли его Бобчиком.

Для любой нормальной девушки Дима Бобовский вполне мог бы стать идеалом мужчины. Он был высок, белокур, красив, богат, хорошо воспитан и, что ещё более важно, обладал столь редким для "нового русского" спокойным и добродушным характером. Одним словом, он составлял полную противоположность Аделе, для которой любовь означала всепоглощающую страсть, сопровождающуюся бурными ссорами, волнующими примирениями, сценами ревности, достойными Отелло, и прочими столь любимыми кинорежиссёрами и создательницами женских романов атрибутами.

  2