Прочитал почти все книги про пиранью, Мазура, рассказы отличные и хотелось бы ещё, я знаю их там... 
очень нудно 
215 
– Бегут! Чтоб мне отсюда сверзиться, если вру…
На одном германском дредноуте возник пожар – это видели все и не могли только понять – чья заслуга? «Славы» или «Гражданина»?
– Не выдержали немцы, – засмеялся комиссар Тупиков.
– Не выдержали этой позиции, – ответил ему Антонов, более близкий к истине.
Бежали обратно на зюйд крейсера, поторапливались эсминцы. Последние залпы германские дредноуты расходовали по батареям острова Моон.
– Все-таки победа, – сказал комиссар.
– Победа на время нашего обеда, – серьезно ответил Антонов. – Нам мешали отмели и рифы, а немцам – минные поля. Они отошли не ради тушения пожара: сейчас станут искать чистую воду…
Над мачтами «Баяна» расцвели комочки флагов:
КОМАНДА ИМЕЕТ ВРЕМЯ ОБЕДАТЬ.
– Видите? – сказал Антонов. – Как раз кстати…
Городничему позвонил с марса Витька Скрипов:
– Жертвую свою пайку в пользу прожорливых. Вниз не полезу. Страшно спускаться, да и есть не хочется. А здесь хорошо…
Первая фаза боя закончилась. Команды ели наспех, торопливо глотали из мисок борщ, делились впечатлениями, смеялись.
– А немец-то погано стрелял – мы лучше их!
Пока русские обедали, противник запустил впереди себя «искатели»: выбрасывая в море тралы, немцы искали мины. Обнаружив чистую воду, германские корабли тронулись в обход минных банок, чтобы нанести удар со стороны Эстляндского побережья.
Теперь, получив свободу маневрирования, немцы стреляли хорошо. Даже очень хорошо!
* * *
«Слава» в нетерпении боя расклепала цепи и навеки погребла свои якоря на грунте. Машины линкора стойко держали его корпус между отмелей и течений. Каперанг Антонов передвигался по рубке шажками мелкими, словно обутый в спадающие шлепанцы. Его ладони любовно обласкивали матовый никель рукоятей боевого телеграфа.
Комиссар Тупиков ясно видел, как выпирало навстречу эскадру противника, над дредноутами вскидывало плотные шапки дыма.
– Ну, отец – так и сказал: «отец», – выкручивайся!
Железные стенания брони наполняли корабль. «Неужели опять Цусима?» Но сознание беспомощности перед мощью противника не терзало людей, – даже в гибели ощутим острый привкус победы. Антонов правой рукой толкнул рукоять телеграфа вперед. Левой рукой рванул рукоять на себя. Машины линкора стали работать на «раздрай». Заворочались гигантские шатуны, толкая винты в разные стороны, отчего «Слава» развернулась на «пятке».
– Лучшего мне ничего не придумать, – сказал Антонов…
«Слава» пошла на врага кормой вперед!
Кормовая башня стала теперь носовой, а молчавшая носовая переместилась в корму. Карпенко позвонил лейтенанту Иванову:
– Ваденька, желаю хорошо отстреляться. А мы сидим, как на чемоданах. Ждем вот: может, где-либо еще понадобимся…
Приказ на башню Карпенко последовал от комиссара:
– Лейтенант, на казематы в шесть дюймов еще в начале боя подали ныряющие снаряды. Ну их к бесу! Побросайте-ка за борт.
– Да, да, голубчик, – добавил в телефон Антонов. – У этих снарядов слишком капризные взрыватели. Чихнешь не так – и лаптей не останется. Подите и выбросьте, чтобы не рисковать…
Карпенко покинул башню, велев прислуге и погребным оставаться на местах. В казематах шестидюймовых батарей раскатывались по матам чушки ныряющих. Матросы выбрасывали их через портики в море, причем некоторые снаряды, дойдя до грунта, давали взрывы за кормою линкора. Было видно, как над дредноутами противника уже развесилась пепельная гирлянда первого залпа.
– Выбросили? – спросил комиссар через трубу с мостика.
– Да, – выдохнул в амбушюр Карпенко. Теперь к амбушюру прилегло ухо лейтенанта.
– Тогда оставайтесь пока там, – донесло дыхание мостика.
Губы – в амбушюр:
– Есть!
На «Гражданине», страдая от собственной неполноценности, кажется, решили превозмочь сами себя: линкор стремится к сближению с противником, чтобы хоть разок дотянуться до него слабой своей артиллерией. По германским тральщикам и эсминцам с лихостью лупит, склоняясь к воде, флагманский «Баян». За крейсером, дерзновенны и рысисты, стреляют два миноносца – «Донской казак» и «Туркменец Ставропольский». Немцы прикрыли себя дымом. А когда дым-завеса развеялась, с птичьей высоты марса юнга Скрипов не обнаружил одного эсминца и одного тральщика противника.
– Вот только что были, – докладывал в телефон на мостик, – а теперь нету. И куда делись – не знаю.
215 
