Сначала, вроде бы ничего, но потом стало скучно, ггероиня оказалась какой-то противной... 
43 
Папа с мамой, держа дочь за руки, не без благоговения привели Стаську к известной преподавательнице, у которой еще папа учился, и объяснили перед дверью в кабинет задачу.
Стаська их внимательно выслушала, от комментариев воздержалась, своим мнением по данному вопросу не поделилась и лишних вопросов не задавала.
Хорошая, послушная девочка! Гордость родителей!
Чтобы жить в одной квартире с двумя скрипачами, фанатично влюбленными в свое дело и занимающимися при любой возможности, надо обладать весьма устойчивой психикой, бесконечным терпением или ну уж очень любить музыку!
Шестилетняя Стаська ни одним из вышеперечисленных качеств не обладала, хоть и не подозревала об этом в силу возраста, но девочкой она была хорошей и старалась, насколько это возможно, слушаться старших.
Поэтому, когда Стаську поставили перед седой, очень доброй пожилой женщиной, сидящей за роялем, и предложили повторять голосом ноты, которые та нажимала на клавиатуре, она старательно исполняла указания. И песенку спела без аккомпанемента, и на вопросы отвечала. Выслушав ее, взрослые о чем-то посовещались, мама с папой улыбались радостно, а женщина спросила Стаську:
— Станислава, ты хочешь учиться в нашей школе?
Стаська честно, решительно и четко ответила:
— Музыку я не люблю. Предупреждаю: учиться буду плохо.
И вздохнула оттого, что пришлось огорчить такую милую женщину.
На чем ее музыкальное образование и закончилось, не начавшись.
— А что еще должен был сказать ребенок, — рассмеялась Стаська теткиному напоминанию, — если его этой музыкой достали?
— А утверждаешь, что характер слабоват! — попеняла Сима.
— Толку-то что? Вот куда мне его применять в этой ситуации? — вернулась к «своим баранам» Стаська.
— Как куда? — возмутилась несообразительности племянницы княгинюшка. — Не сдаваться! Ты что, леденец на палочке пососала, было очень вкусно, но отобрали? Теперь можно плакать от обиды? Любовь — это не сижу на бережку и жду, что поднесут или отберут! За нее и побороться иногда надо! Особенно если мужчина того стоит! А твой Больших стоит многого!
— Бороться?! — опешила племянница. — Это как? Ты что предлагаешь совершить еще один перелаз через его калитку и сесть под дверьми сторожить, чтобы навязчиво себя предложить? Типа: посмотри еще раз, может, передумаешь, я хорошая? Так, что ли?
— Слава, остынь! Никто тебе такую ерунду не предлагает! Нет, если хочешь… — Она оценила выражение Стасиного лица. — Не хочешь. Понятно. Нет, Слава, следующий шаг его! А вот когда он объявится…
— Да не объявится он, княгинюшка! — перебила в отчаянии Стаська. — И шагов никаких делать не станет! Все! Финита! Занавес!
— Посмотрим! — возразила убежденно Сима. — Я уверена, что появится, или я ничего в жизни и в мужчинах не понимаю!
Степан попросил начальника поставить его в график дежурств на все возможные дни.
— Да ты и так, Степан Сергеевич, больше всех в графике фигурируешь! Зачем тебе еще? Загнешься!
— А что мне еще делать, как не работать? Я мужик семьей не обремененный.
Начальник внимательно к нему присмотрелся, не поверил, но, пожав плечами: «Как хочешь!», сделал отметку в рабочих документах.
Когда Больших ввалился в грузовой самолет не со своей постоянной бригадой, а с дежурными медиками, набранными по свободному рабочему графику, Лев Гурьевич, старший группы спасателей, преувеличенно громко подивился:
— О, Сергеич, а ты куда? Вы ж вроде со своими, вчера со смены?
— Да так, — отмахнулся Степан.
— Поня-атно! — хохотнул старшой и крикнул на весь салон: «Мишка! Принимай, в твоем полку прибыло! Не один ты теперь в этом поле бегун!
Мишка Седов на работу сбегал, как на праздник или на курорт какой. Такое трудовое рвение имело свои причины в лице жены, двух детей и тещи, с которыми он проживал в двухкомнатной хрущевке. Усугублялась ситуация тем, что его дамы имели устойчивую склонность к критике кормильца, с элементами пыточного вербального пилежа.
Седов числился не в постоянной бригаде, как Степан, а в разменном расписании, то бишь в каждую брешь затычка, что давало ему возможность большую часть времени проводить на работе и являлось неизменным поводом для незлобивых шуток всего коллектива.
— Ну, Мишка-то понятно, — комментировал Лев Гурьевич. — Я ему говорю: устройся еще на какую работу, лучше ночным сторожем, чтоб, значит, супружеский долг побоку! А то, не дай бог, третьего родите, тогда кранты! А он нет, говорит: что-что, а долг этот я завсегда! Правда, Мишк? — крикнул старшой вопрос.
43 
